Брат за брата. владимир мищенко
Он верил в судьбу и шел туда, куда она его вела. Почти неделя одиночного путешествия подействовала на него, как он и предполагал, успокоительно. Серые камни, зеленая трава пастбищ, белое безмолвие снежных перевалов ломали и крошили его замкнутость и озлобленность. Заботливая память убрала в самые дальние свои закутки воспоминания о кровавых разборках, взорванных автомобилях и магазинах. Но зато все чаще и чаще он вспоминал свою жизнь “До”. Верные друзья, с которыми и покутили, и покуралесили вволю, друзья – подружки и девчонка, которую его мать называла невестой. В тот день он удобно устроился на вещмешке, крутанул днище банки с супом. Через несколько секунд, в результате начавшейся химической реакции, банка стала нагреваться. Сергей нежно перекатывал теплый металл между ладонями, согревая озябшие руки. Стих порыв ветра, и в этой тишине вдруг раздался сильный грохот, подобный сильному камнепаду. Пауза. Шум. Взрыв. Шум снежной лавины. Сергей обернулся, но из-за небольшой скалы ничего видно не было.
– А мне это надо? – сначала подумал он, но вскоре в сердцах плюнул на снег, загреб одной рукой все свои пожитки и, попивая на ходу свой супчик, пошел в сторону взрыва. Дошел до расщелины со следами недавно сошедшей лавины. Ничего и никого! Он еще раз сплюнул, смял руками тонкую фольгу из-под супа и бросил ее в расщелину. Потом тщательно упаковался сам и побрел прочь, сверяя свою дорогу по компасу. Отойдя метров на восемьсот, Сергей явственно услышал:
– Эй, друг. – это был не крик, а скорее шепот. Сергей остановился, как вкопанный. Здесь среди Тянь-Шаньских гор, в этой глухомани кто-то зовет его, да еще и на русском языке. – Бред какой-то. Крыша поехала от одиночества. Только этого мне и не хватало. Шизанулся, а до ближайшей психушки всего две тысячи километров.
Сергей почему-то сразу признал себя душевнобольным, но с надеждой стал озираться вокруг. Никого. Но, когда его голова вернулась в положенное ей природой положение, он вдруг увидел невдалеке от себя торчащую из-под снега человеческую руку. У него сразу глыба упала с души.
– Здоров! Здоров! Иду, голубчик, иду.
Со стороны это было довольно интересное зрелище: среди относительно ровного снега одиноко торчала рука, как одинокая пальма в пустыне. Для полноты сходства небольшие часы на сгибе кисти можно было принять за гроздь кокосов. Сергей осторожно потянул за руку и вскоре в снегу сидел мужчина, одетый в рубашку с оторванным нагрудным карманом. Из уголка кармана торчала смятая бумажка. Сергей расправил ее. Довольно сносно можно было прочитать: “Пропуск. Сектор А. этажи 1,2,3. Назаров Сергей Петрович. Ст. лаборант”.
+ + +
Я проснулся, а, вернее, очнулся от того, что солнечный “зайчик” приятно щекотал мне нос. Где-то за окном успокаивающе шелестела листва. Почему-то мне показалось, что я прилетел домой в отпуск, и я нежусь в отцовской постели, которую он мне всегда уступал на время моего отпуска. Я лежал и наслаждался минутами истинного счастья. Но потом, как гром среди ясного неба, я услышал прокуренный еще хлеще, чем у меня, голос
– Шакалы,