Внутреннее обозрение. Николай Добролюбов
дах и горьких разочарованиях, высоких стремлениях и низких поступках – все это, без сомнения, будет пестрить нашу хронику и отчасти видоизменять ее характер. Подобная пестрота неизбежна по условиям самой жизни нашей, складывающейся так неровно и так еще плохо установившейся. Но при некотором внимании читатель найдет общую нить, связывающую различные факты общественной жизни гораздо легче, нежели кажется на первый взгляд. Для этого нужно только приучить себя к строгому различению дел от слов, фактов от предположений, живых явлений быта от мертвых, не перешедших еще в жизнь законоположений. Рассматривая однородные факты жизни, мы не найдем в них действительного противоречия, потому что все они развиваются один из другого по известным законам и в известном направлении. Но огромные противоречия встретим мы на каждом шагу, если вздумаем причислять к действительным фактам народной жизни и все те предположения и планы, которые выработываются в головах нескольких лиц и потом являются на бумаге. Эти бумажные, литературные факты постоянно представляют нам картину, далекую от действительной жизни, и в них-то, или, лучше сказать, – в излишнем доверии к ним заключается главная причина той запутанности, которую находим мы в большей части взглядов на современные события. Все ожило, проснулось, все идет вперед, и в то же время все спит, молчит, остается в неподвижной апатии; все зреет, зреет не по дням, а по часам, зреет уже несколько лет, и вдруг слышится торжественный голос, что все не созрело{2}, и сотни взрослых людей безмолвно и кротко выслушивают этот голос и через несколько дней бегут поучаться и дозревать на лекции строгого ученого, столь бесцеремонно аттестовавшего их{3}. Все освещено, настал полный рассвет в нашей общественной жизни, во все уголки свет пробрался, вот уже года три тому назад, по газетным сведениям; и между тем что год, то больше открывается темных уголков, в которых делаются вещи неслыханные и невообразимые, и бывалые люди говорят, что таких уголков и теперь осталось еще много, так много, что если открытые углы «стократ умножить миллионом» и дерзнуть сравнить с неоткрытыми, так и то —
Лишь будет точкою одною…{4}
Все это чрезвычайно запутывает суждения о современном положении русского общества. Мы видим, что все движется, строится, ломается, опять строится, украшается, переделывается, и остаемся нередко в полном недоумении относительно смысла всех этих построек. На наших глазах одна стена дома сламывается, другая штукатурится, на третьей прибито объявление, что «сей дом продается», а внутри разводится оранжерея. Подходя то с одной, то с другой стороны, мы строим различные предположения и стараемся вывести что-нибудь из переделок, совершающихся перед нами. Само собою разумеется, что нам редко удается сделать правильный и умный вывод. Дело в том, что переделки в доме свидетельствуют о вкусе и потребностях хозяина и жильцов, но не показывают степени прочности, удобства и ценности самого дома. Так точно и в наблюдениях над русской жизнью – изменения и переделки, предполагаемые и совершаемые в ней, могут нас привести к одному только непреложному заключению: значит, устройство русской жизни оказалось неудовлетворительным, значит, есть что-то такое неладное в ней, и русские люди хотят избавиться от существующих неудобств и изменить свое положение к лучшему. Но что именно улучшено, что еще требует улучшений и каких именно – об этом можем мы рассуждать только на основании фактов, непосредственно взятых из жизни, а никак не по формальным, бумажным проявлениям строительной деятельности, кипящей теперь во всех уголках нашего отечества. Возьмем несколько примеров.
В последнее время чрезвычайно размножились у нас акционерные компании, особенно по части путей сообщения, и всякого рода промышленные предприятия. Один этот факт сам по себе, несомненно, доказывает, что до сих пор – как промышленность наша вообще, так в особенности пути сообщения находились в очень неудовлетворительном положении. Иначе не было бы причины для такого внезапного, порывистого и в самом деле значительного движения для образования множества компаний и предприятий. Далее, смотря на формальную, общую сторону промышленного движения, мы можем заключать еще и о том, до какой степени достигло теоретическое развитие общества в отношении к экономическим вопросам, какие потребности сознаны и какие средства для их удовлетворения поняты и признаны большинством. Мы видим, например, что в течение 1856–1858 годов основано около 60 акционерных компаний, и из них почти половина приходится на пароходство и железные дороги. Ясно, что надобность в хороших средствах сообщения и перевозки была слишком ощутительна и очень живо сознавалась обществом. Затем, видя, что заводятся именно общества пароходства и железных дорог, а не шоссейных дорог, не дилижансов, не парусных судов и не воздушных шаров, мы можем заключать весьма основательно, что пароходы и паровозы в настоящее время признаются нашим обществом за самые нужные и удобные средства сообщения. Очевидно, что сознание общества созрело до железных дорог и пароходства. Но на этом должны и остановиться наши выводы; как скоро мы пойдем дальше, мы почти наверное впадаем в ошибку, если не будем руководиться частными фактами. Многие, например, обрадовавшись, что у
На публичном диспуте о деятельности акционерного общества «Русское пароходство и торговля», проходившем 13 декабря 1859 г. в Петербурге в зале Пассажа, супер-арбитр спора экономист Е. И. Ламанский, увидев, что обсуждение принимает нежелательный для кампании оборот, заявил, что «мы еще не созрели для публичных диспутов», и закрыл заседание. Как первый опыт публичного обсуждения общественного вопроса диспут привлек огромное внимание. Добролюбов посвятил ему специальную статью – «Любопытный пассаж в истории русской словесности» (см. наст. изд., т. 2).
Публичные лекции о банковском деле Е. И. Ламанский читал в зале 2-й петербургской гимназии с 26 декабря 1859 г.
Добролюбов цитирует, отчасти перефразируя, строки из оды Г. Р. Державина «Бог» (1784).