Апокалипсис мелкого греха. Архиепископ Иоанн Шаховской
удет преувеличением сказать, что мир представляет собою одну огромную комнату, вернее, один огромный вагон в межзвездных сферах: для курящих. Курят – мелко-спокойно грешат все: старые и малые, больные и здоровые, ученые и простые… Преступнику перед казнью позволяют выкурить папиросу. Словно воздуха мало в земной атмосфере или слишком пресный он – надо создать себе какой-то дымный, ядовитый воздух и дышать, дышать этим ядом, упиваться этим дымом. И вот все упиваются. До того, что некурящий – явление почти такое же редкое, как и никогда не лгущий или ни над кем не возносящийся… Табачный рынок – один из самых значительных в мировой торговле, и ежегодно миллионы людей трудятся для доставления возможности другим миллионам и миллионам вдыхать едкий дым, овевать его наркозом свою голову и весь организм.
В природе ли человека мелко, наркотически грешить – курить? Странным представляется самый вопрос. В природе ли человека идти против природы? В природе ли наркотировать себя? Услаждение кокаином правительства запрещают, а табаком поощряют. Мелкие грехи человеческим законом дозволяются, в тюрьму они не приводят. Все повинны в них, и никто не хочет бросать в них камнем. Табак, как «маленький кокаин», дозволен, как маленькая ложь, как незаметная неправда, как убийство человека в сердце или в утробе. Но не то говорит Откровение Божие – воля Живого Бога. Господь не мирится ни с маленькой ложью, ни с единым убийственным словом, ни с одним прелюбодейным взглядом. Маленькая травка беззакония столь же окаянна перед Господом, сколь большое дерево преступления. Множество малых грехопадений, несомненно, тяжелее для души человека, чем несколько великих, всегда стоящих в памяти, могущих всегда быть снятыми в покаянии. И святой, конечно, не тот, кто делает великие дела, но кто удерживается и от самых малых преступлений.
Против великого греха легче начать борьбу, легче возненавидеть его приближение. Известен случай с преподобным Антонием Муромским. К нему пришли две женщины: одна сокрушалась о своем одном великом грехе, другая самодовольно свидетельствовала о своей непричастности ни к каким большим грехам1. Встретив женщин на дороге, старец велел первой пойти и принести ему большой камень, а другой – набрать поболее мелких камешков. Через несколько минут женщины возвратились. Тогда старец сказал им: «Теперь отнесите и положите эти камни точно в те места, откуда вы их взяли». Женщина с большим камнем легко нашла то место, откуда она взяла камень, другая же тщетно кружилась, ища гнезда своих мелких камешков, и возвратилась к старцу со всеми камнями. Прозорливый Антоний объяснил им, что эти камни выражают. У второй женщины они выражали многочисленные грехи, к которым она привыкла, считала их ни за что и никогда в них не каялась. Она не помнила своих мелких грехов и вспышек страстей, а они выражали безотрадное состояние ее души, не способной даже к покаянию. А первая женщина, помнившая свой грех, болела этим грехом и сняла его со своей души.
Множество малых, недостойных привычек – тина для души человека, если человек утверждает их в себе или осознал как неизбежное зло, против которого не стоит и нельзя бороться. Вот тут-то и попадает душа в западню врага Божьего. «Я не святой», «я в миру живу», «я должен жить, как все люди», – успокаивает себя ноющая совесть верующего человека. Человек, человек, конечно, ты не святой; конечно, ты живешь в миру и должен жить, как все люди, и потому – рождайся, как все люди, умирай, как они, смотри, слушай, говори, как они, но зачем тебе преступать закон Бога – как они? Зачем тебе нравственно так неблагоухать, как они? Задумайся над этим, человек.
Как трудно сдвинуться душе с ложной, но привычной мысли. Психология атеистического мира сего так крепко въелась в психический мир современного человека, что в отношении греха и преступления против Божьих законов почти все люди действуют одинаково – по штампу. Самое же печальное, что зло внушило людям требованиями природы называть требования греха. Требования природы – дышать, в меру питаться, согреваться, уделять часть суток сну, но никак не наркотировать свой организм, бессмысленно привязываться к миражу, к дыму.
Ведь стоит только честно задуматься над этим вопросом, как зло само всплывает на поверхность совести. Но в том-то и дело, что современному человеку некогда задуматься над единственно важным вопросом, касающимся не маленькой этой 60–70-летней жизни, но вечности ее бессмертного существования в новых, великих условиях. Поглощенный совсем неверно понимаемой практикой, человек современный, погрузившись в свою практически-земную жизнь, думает, что он в самом деле «практичен». Горестное заблуждение! В минуту своей неизбежной (всегда очень близкой от него) так называемой смерти он воочию увидит, как мало практичен он был, сведя вопрос практики к потребностям своего желудка и совсем забыв свой дух.
А пока человеку действительно некогда задуматься над элементарными нравственными законами своей жизни. И несчастный человек сам страдает невыразимо от этого. Как ребенок, непрестанно касающийся огня и плачущий, человечество непрестанно касается огня греха и похоти, и плачет, и страдает, но – снова и снова касается… не понимая своего состояния духовной детскости, которая в Евангелии называется «слепотою» и есть действительная слепота сердца при наличии физических глаз.
Человечество