Каменный остров. Сергей Калашников
ое эмоциональное прочувствование, выраженное прекрасным русским языком в тонкой поэтике, где лиризм зачастую трагичен, но никогда не переходит в надрыв. Поначалу смущал однообразный размер в поэтических циклах, но и это вполне логично и дает некий камертон в понимании законченной поэтической главы книги. Тематика и эмоциональный фон узнаваемы: жизнь и смерть, жизнь и поэзия, женщина и Муза. В общем, самые главные, самые настоящие предметы истинной поэзии.
Важно и то, что стихотворения С. Калашникова полны исторических, литературных, религиозных аллюзий. Эти отсылки всегда вполне уместны и отнюдь не перегружают стихи, а тонко и точно работают на настроение, объем и высоту слога.
«Каменный остров» – это именно книга, а не собрание стихотворений. Книга со своей атмосферой, своей ясной и прозрачной структурой, где каждая вещь хороша и сама по себе и прекрасно работает на целое. Буду очень рад иметь такую книгу в своей библиотеке.
Валерий Белянский
К музе
I
…и прочее, и про соседку
по парте – вздор и дребедень.
Страница из тетради в клетку
и, в общем, заурядный день —
и первое стихотворенье,
его размытые черты.
Я помню чудное мгновенье,
но помнишь ли мгновенье ты
то самое, когда ребенку
под ноги бросила листву
и музыкой по перепонкам
ударила? Аллею ту
ты помнишь? Точно не забыла?
То полусвет, то полутень —
как будто было, было, было
и не было – в тот самый день.
II
Только, знаешь, меня не неволь!
Я с утра приберу этот мусор:
сигареты, стихи, алкоголь —
а еще называешься Муза!
Я тебя ни о чем не просил,
только ты все равно навязалась
и в начале рассудка и сил
просто на ночь однажды осталась.
Дескать, негде и не с кем сейчас,
расскажи мне о том и об этом —
не смыкая сидели мы глаз
и болтали с тобой до рассвета.
Все, что было, – пустые слова,
чепуха и младенческий лепет.
Только лопни, моя голова,
только пулю пусть кто-нибудь влепит,
если, сволочь, тебе изменю!
Я дышать навсегда перестану
этим горлом – спасибо ремню! —
но поэтом когда-нибудь стану.
III
Я курил сигареты «Даллас»
и сердце дотла сжигал.
Ты одна у меня осталась —
и спасения я не ждал.
Я ходил в пальто нараспашку,
ночами не спал и пил.
Вокзалы, пятиэтажки,
жизнь из последних сил.
Я бился в боях без правил,
руки сдирая в кровь.
Прости, что тебя оставил
тогда и не встретил вновь, —
это просто такая работа.
Почернела в реке вода.
Я вообще не хотел кого-то
учить – ничему, никогда.
Мне хотелось с тобой слоняться
поздней осенью под дождем.
Вот и все: нам пора расстаться,
навсегда остаться вдвоем.
О, какие уроки зрелости
были вычитаны из книг!
Только мне не хватало смелости
говорить с тобой напрямик.
Я прожил заодно со всеми.
с аметистом носил кольцо.
Просвистело над нами время —
постарело мое лицо,
и до одури всякой дури
накопилось в моей душе.
Твой поэт, он стоит и курит
на шестнадцатом этаже.
IV
Задумчиво сидеть в машине,
холодный кофе целовать,
покуда проступает иней
на мачтах ЛЭПов – благодать!
О Боже, Боже Пантократор,
как все-таки прекрасна Русь! —
морозы, – и сдох аккумулятор,
и нынче точно не прорвусь!
И свет какой-то синий-синий.
Когда еще в твои глаза
случится заглянуть, Россия?!
Темнеет лесополоса.
Поля простые, как мычанье.
Заветный