Дожить до весны. Наталья Павлищева
под подозрение и препровождался в милицию. Женька сама видела, как мужчину задержали возле соседнего дома только потому, что он не мог найти нужный номер. Но никто не роптал, все понимали, что лучше проявить излишнюю бдительность и перестраховаться, чем пропустить настоящего шпиона, который может сильно навредить. Пусть с подозрительными разбирается милиция.
Но когда прошел слух, что шпионов стали забрасывать в Ленинград именно в милицейской форме, стало еще хуже. Теперь под подозрение попадал каждый милиционер, если местные не знали его в лицо. Так однажды выручила их бывшего участкового Женькина бабушка. Они с Женей возвращались из магазина, когда услышали, как несколько человек с пристрастием допрашивают мужчину в милицейской форме. Что женщинам не понравилось в поведении милиционера, Женя так и не узнала, но возгласы слышались довольно грубые. Тот слабо отбивался:
– Да вы что, бабоньки, я же свой…
Почему-то «бабоньки» вызвало особое недовольство.
– Ты глянь, как научился говорить! Точно шпион! Я про таких слышала, – горячилась крепкая женщина, явно прикидывавшая, как вцепиться милиционеру в лицо. Ирина Андреевна окликнула:
– Федор Иванович, здравствуйте! Что случилось?
Тот узнал бабушку, растерянно развел руками:
– Здравствуйте, Ирина Андреевна. Вот, гражданки не верят, что я милиционер и при исполнении. Напасть какая-то.
Совместными усилиями от наседавшей бабы удалось отбиться, а Женька вдруг вспомнила:
– Бабушка, эта тетенька на Мальцевском рынке семечками торгует.
Торговка поспешила ретироваться. Позже осенью такое нечаянное знакомство помогло Ирине Андреевне и Женьке задешево купить земляное повидло – вареную пропитанную горелым сахаром землю с пожарища Бадаевских складов, которую вот такие ловкие бабенки продавали банками. Вернее, Титовы купили землю, а повидло сварили сами.
Очень скоро в Ленинграде ввели продовольственные карточки. Продуктов по ним можно было выкупить так много, что карточки никого не испугали, напротив, обрадовали. Ну кто из ленинградцев съедал 800 г хлеба в день, при том что были и другие продукты? Если это ограничения, то ничего страшного.
Карточки были напечатаны на хорошей бумаге, разноцветные, в аккуратных квадратиках яркие черные цифры. Жене, Юрке и Тане с Олей полагались розовые – детские, по ним выдавали больше сладостей и жиров. У Елены Ивановны зеленые карточки служащей, у Льва Николаевича тоже, но он вскоре ушел на фронт и почти не воспользовался своими. У Ирины Андреевны, Станислава Павловича и Юркиной мамы желтые иждивенческие. Детские действовали для детей до двенадцати лет, потом выдавалась иждивенческая.
Позже и бумага стала плохонькой, и краска едва заметной, но главное – числа в квадратиках совсем иные и с каждой неделей все меньше.
Первое снижение нормы произошло уже 2 сентября, с того дня и началась паническая скупка оставшихся на прилавках продуктов. Но было уже поздно…
Это