Продажные твари. Григорий Симанович
истоногих так, что каждая растаявшая во рту шейка, каждая высосанная со свистом клешня поддерживали ощущение неостывающего банно-гастрономического восторга и довольства жизнью, каковой она в этих ощущениях заслуженно дана.
Далее – полноценный ужин с ледяной водочкой, нежной белугой и всяческой дичью, настрелянной и приготовленной специально для этого стола Пашкиными людьми. Да под соусок пряный, да под хренок с лимончиком…
Эх, тут бы апофеоз! На десерт, бывало, Пашка подавал на мягкой широкой кушетке во второй комнате отдыха пару неизведанных, молодых да ранних телочек. Они довершали путешествие Олега Олеговича в райские кущи, одаривая ласками и страстями со всем артистичным неистовством добросовестных профессионалок.
Но то было прежде. Давно было. Забыть! Того и гляди отследят. Никакого риска. Даже в бане у Пашки, проверенного годами. Времена не те. Да и ставка слишком высока. Ибо цель близка, мечта заветная – вот она, у порога. Ради нее судья Дымков довольствовался традиционной банной процедурой. И домой.
Там она. Сидит в кресле у телевизора или за книгой. Перечитывает любимую свою Шарлотту Бронте в какой уж раз. И ждет его. Слава богу, не одна. Слава богу, скрывать, что держит домработницу, не надо. Пошли они все… Лерочка сейчас одна не может. Диабет, сердце, ходит трудно, одышливо. Все чаще пользуется палочкой.
Лерка… В пятьдесят один год – какою стала девочка его, красавица, хохотушка! Острословка, чистая душа, умница и при этом порою ошарашивающе, по-детски наивная и простодушная. Лерка…Дивная любовница и кулинарка, объект внимания всех мужиков, кто хоть раз побывал в ее компании в те студенческие невозвратные годы… Не получилось родить один раз, второй, а потом поздно стало – диабет, стенокардия, одутловатость, и нет уже той девочки. Одни глаза синие остались, но не разучились смеяться так, что сердце, как прежде, заходится от нежности и терпкой жалости к ней, к себе, к их рано перекосившейся, обедневшей на события и на друзей жизни.
Девочки в бане раз в две недели? Были грехи. Да велики ли? Что поделаешь с мужским, естественным? Разве позволял он себе раньше, прежде, когда, не замечая нарастающие годы и преодолевая, казалось бы, неизбежную пресыщенность, они любили друг друга неутолимо и свежо, предаваясь фантазиям и растворяясь в ласках до изнеможение.
Итак, скромная «дэу нексия» везла охваченное полуобморочной истомою тело Олега Олеговича домой, в загородный дачный поселок Ручейки, а душа следовала за ним на почтительном расстоянии, норовя упорхнуть от машины в сторону, туда, за горизонт, где желтевшая нива стлалась под оседающие облака.
Олегу Олеговичу Дымкову шел пятьдесят девятый год. Последние десять лет он трудился в районном суде Славянска, одного из крупнейших областных центров нашей с вами необъятной родины. Причем вот уже семь лет, как председательствовал.
Карьеру блистательной не назовешь, но неудавшейся – тоже.
Конечно, не Олимп! Над ним, в верхних слоях атмосферы, парил облсуд с его председателем, а также Верховный суд, его президиум, его коллегия, в том числе квалификационная, его кассация, не говоря уж о суде Конституционном, о Страсбурге и, наконец, о высших внесудебных инстанциях, коих одно перечисление приводит в уныние любого правоохранителя даже областного масштаба. Парил над ним и Господь Бог, но в этом Дымков не слишком был уверен, а потому старался про Него не думать.
Но и под ним, Дымковым Олегом Олеговичем, кое-что было. А именно – судьбы многих отдельно взятых людей. Он их вершил на своем уровне, в своей инстанции. А это ответственность. Он проникся ею, будучи еще сравнительно молодым, пребывая в статусе простого народного судьи в крупном, почти на сто тысяч жителей, но все равно захолустном Козловском районе Славянской области,
А еще говорят: своя ноша не тянет. Ох как тянет! Порой лет на пять– семь с конфискацией и отлучением от профессии…
Но зато как приятно отягчала ноша сия карман – оттягивала! Как уютно располагалась она в тайничке за шкафом, в продолбленной нише между ящичками письменного стола, а позже, когда умнее и осторожнее стал, а денег сильно прибавилось, – в подвале загородного домика в поселке Ручейки.
Тайник соорудил Олег Олегович, как ему представлялось, очень хитро. Глубоко в стене, почти у земли. А проникнуть в него можно было только снизу, прокопав с полметра и палкой с крюком, просунутой до упора, сдвинув пластиковое днище. Нет, конечно, если засветиться и попасть под раздачу – экскаватором все снесут, разроют. Или, не дай бог, пожар, например. Но такие варианты Дымков не рассматривал, чтобы душу себе не травить. В любом случае надежнее способа хранения он не придумал. Все остальное непременно предполагает чье-то еще знание о сбережениях. Это исключается. А тут… Когда надо, не поленился, прокопал, сдвинул днище, замаскировал, как было, и дальше копишь.
Осторожность. И еще раз осторожность.
Что там говорить, не на облаке жил и вершил правосудие бывший милиционер Дымков! Но дал он себе однажды зарок и следовал ему неуклонно. А зарок такой: держаться закона, поелику возможно. Точнее, делать вид, что держишься, когда на тебя вышестоящий давит.
Еще