Судьба штрафника. «Война все спишет»?. Александр Уразов
оления все это знают, все это пережито в самых различных вариантах человеческих судеб – от рядового солдата до Верховного главнокомандующего. Но… война художественно обработана, обобщена. Что-то усилено, что-то приглушено или намеренно убрано. Все события представлены читателю или зрителю так гладко, так тепло, так комфортно, так ярко в нужных писателю или кинорежиссеру гриме, позе, свете, звучании, чтобы достичь максимального художественного эффекта.
Действительность была и проще и сложнее; боль и страх ощущались жгуче до ужаса, физические мучения доводили до усталого безразличия, полного отупения. Писатели и режиссеры, читатели и зрители все это представляли, воображали, подразумевали – мы же в действительности все это пережили, испытали на себе.
А много ли знают новые поколения людей о такой стороне войны, как штрафные роты и штрафные батальоны? Они были, они действовали на фронтах Великой Отечественной войны и внесли свой вклад в Победу, в воспитание и становление человеческой личности, ее реабилитацию. Эта тема долгое время была закрытой в искусстве, а затем, в одночасье став модной, была утрирована и искажена.
Читатель также найдет в повести некоторые стороны фронтовой действительности, которые обходят в литературе и искусстве по разным причинам, и в частности те, за которые люди попадали в штрафные роты и батальоны. Но, как говорится, «из песни слов не выкинешь», война должна рассматриваться и с этой точки зрения: человек на фронте оказывался в различных ситуациях, которые были бы невозможны в мирное время – война обнажала наряду с героизмом неприглядные стороны человеческой натуры.
Однако при всем многообразии людей, их душевных и физических качеств, при всем разнообразии испытаний, каким они подвергались на войне, у большинства оставалась все же одна, главная задача – победить врага даже ценой своей собственной жизни…
Начало
После воскресного самодеятельного концерта и танцев студенты выпускного курса Ростовского строительного техникума спали в общежитиях мертвецким сном. Утром в понедельник все спешили привести себя в порядок и, не завтракая, отправлялись в техникум на выполнение дипломных работ. Зал, заполненный чертежными станками, быстро наполнялся дипломниками. Вот вбежал в зал, вернулся назад и вновь забежал Хоменко, крикнул:
– Да! Я и забыл вам сказать, братцы: сегодня немецкие фашисты бомбили наши города. Вы слышали – началась война! Война, братцы!!!
Никто не поверил.
– Как можно верить, чтобы шавка медведя в тайге задрала! – ответил кто-то. – Да мы их шапками закидаем!
– Не верите? – вскричал Хоменко. – Тогда слушайте радио, я включил Москву!
И Молотов подтвердил по радио, что началась война. Аудитория оглохла! Окостенела! Замерла! Потом был митинг, крики возмущения…
Вскоре дипломники стали получать повестки из военкомата о призыве в армию, на войну. На защите они хватали листы своей работы, развешивали перед дипломной комиссией, что-то говорили, председатель комиссии говорил: «Довольно!» – выпускнику давали справку о защите, и он бежал в военкомат к назначенному часу, боясь опоздать.
Приехала комиссия Госстроя СССР для распределения специалистов по городам и предприятиям. Меня, защитившего диплом с отличием, в армию не призвали, а направили на строительство военного завода в городе Каменске вместе с другими ребятами, получившими бронь.
Но на военном заводе закончить строительство не хватило времени – враг двигался по Украине. Вновь прибывшие мастера-строители проработали всего два месяца, и по приказу Главкома строительный трест № 23 был преобразован в управление военно-полевого строительства № 23 и направлен на строительство оборонительных сооружений на Украину, за Харьков. Все имущество треста и личный состав сконцентрировали у железнодорожной станции в ожидании отправки. Люди спали у железной дороги, чтобы не задерживать погрузку вагонов и отправку составов на Украину.
Наконец-то началась погрузка. Работали все дружно, весело, с шутками – всем надоело сидеть неотлучно на станции, видеть слезы жен, детей. Если ехать, то скорей! Быстро погрузили имущество, положили сходни и завели в вагоны упирающихся лошадей, устроили нары в жилых вагонах, нанесли сена на подстилку. Стихийно организовывались людские компании, облюбовывали и занимали места в вагонах – на верхних нарах, на полу.
Мы, молодые специалисты, еще не вжились в рабочие коллективы, и нам не хотелось ехать в теплушках на 30 человек каждая. И смущало нас не только многолюдье – в то время существовала еще субординация между рабочими и ИТР, скованность взаимоотношений, различие интересов. Сами рабочие не хотели бы ехать вместе с нами.
Нас же от студенчества отделяло всего два месяца. Я, Петя Пономарев, Володя Павлов, оторванные от своих товарищей, – мы еще не нашли себя в новых условиях, тосковали по друзьям и студенческой жизни и поэтому крепко держались друг друга. К нам присоединились Федор Куриченко и Петр Минченко, окончившие техникум заочно тоже несколько месяцев назад. Но они были люди семейные, имели больший производственный и жизненный опыт.
Особенно