Вы старше моего папы и чуть моложе моего дедушки. Владимир Ардени
поэтому его биографию согласился написать я. Обещаю, буду краток, а местами по-возможности даже лапидарен. Итак.
По предсказаниям бабушек-соседок по коммунальной квартире дома № 3 на улице Кржижановского (что в семи минутах ходьбы от метро «Профсоюзная») и по всем медицинским показаниям врачей московской поликлиники № 72, автор этого сборника должен был родиться в день всенародного празднования Международного женского дня, и потому народ в коммуналке активно готовился к двойному ликованию.
Но его мудрая мама, очевидно предчувствуя, что сын постоянно будет окружен женщинами, не желая лишать его единственного сугубо личного праздника, терпела-крепилась и парня родила на день позже, то есть 9 марта – как оказалось, в тот же день, когда на свет появился Гагарин, правда, двадцатью четырьмя годами раньше. А чтобы читатели все же яснее понимали возраст нашего автора, подскажу, что его рождение коммуналка отпраздновала ровно за восемь лет до избрания Л.И. Брежнева Генеральным секретарем ЦК КПСС.
Именно при Брежневе наш герой стал октябренком, был торжественно принят в пионеры, а затем с не меньшим пафосом в комсомол, после чего из обычной средней школы случайно попал в институт, где и провел веселую беззаботную юность, насыщаясь всевозможными пороками. Потом, уже устроившись на работу и вступив в партию, уехал работать за границу, за которой остепенился, женившись на очаровательной девушке и став отцом двух красивых и талантливых детей.
Но пороки, приобретенные в юности, в нем остались, а некоторые даже передались его детям вместо наследства – например, самоуверенность (которую они упорно называют уверенностью в себе) и страсть чревоугодия.
И по сей день все, кто общается с нашим героем, отмечают, что он напрочь лишен воспитания (отчего слово «моветон» его просто пугает) и в нем абсолютно отсутствует чувство скромности, так как считает он себя безудержно талантливым, причем во всем.
Профукав в праздной молодости учебу, не может он похвастаться и разносторонним образованием и широким кругозором, поэтому до сих пор путает Босха с Брейгелем (кстати, как со старшим, так и с младшим) и при этом, заметим, никогда не конфузится. Ведь чувство стыда последний раз наш автор познал в шестом классе на пионерской линейке, где его отчитывали за проданную товарищу-пионеру пластинку иностранной жвачки за один советский рубль.
Словом, как говорит его уже бывшая жена, он всегда был обаятельным, но самонадеянным и крайне поверхностным типом – как свежеукатанный асфальт без разметки. Наверное, поэтому его жизненный путь так похож на извилистую дорогу без знаков ограничения и запретов, по которой идти крайне увлекательно и азартно.
И последнее. Если говорить о его стремлении к духовному саморазвитию, к сожалению, надо признать, в театре нашего героя в последний раз видели аж в прошлом веке.
Но нравится ему «Чайка».
Чайка Джонатан Ливингстон…
Ричарда Баха.
Вот, пожалуй, и все, что, глядя на себя в зеркало, хотел написать об авторе, которого, возможно, вы сейчас будете читать.
Несколько слов от графомана
Представляю, сколько человек скептически улыбнулось, прочитав заголовок предисловия. Графоман… несколько слов… Ну-ну. Тем более обнаружив, что предисловие растеклось по нескольким страницам. Понимаю. Но если у вас хватит терпения прочитать заметки и рассказы в сборнике, вы поймете, что это я еще сдерживался. Ну да ладно. Начну.
Тщеславие
Пару лет назад, чтобы потешить самолюбие, отправил несколько своих миниатюр в Жюри конкурса национальной премии «Писатель года». Через неделю получил ответ:
«Владимир Борисович! По решению редакционной комиссии Вы номинированы на соискание национальной литературной премии «Писатель года».
Лукавить не стану – приятно. Тщеславие? Безусловно. Ну не чужд мне этот порок. Впрочем, как и многим графоманам. Правда, не думаю, что это так ужасно. Ведь вопрос в том – как глубоко окопался во мне этот порок. Некто А. Поуп сказал: «В каждом человеке ровно столько тщеславия, сколько ему недостает ума».
Надеюсь, я не очень глуп и не переполнен тщеславием, иначе у меня не хватило бы ума понять, что это номинирование абсолютно ничего не значит и я далеко не единственный, кого выбрали из тысячи авторов, и что есть много талантливее меня. Уверенно говорю так, потому что читал их произведения и восхищался.
Но что бы ни говорили о порочности тщеславия, я склонен согласиться с Цицероном:
«Даже те философы, которые писали трактаты против славы, не забывали ставить свое имя в заголовке своей книги».
Кто видел свое имя на обложках изданных книг, меня поймут. Я, например, лет десять назад видел. Мне нравилось. Может быть, именно поэтому решил издать и вторую книгу.
Рассказы
Друзья иногда спрашивают как рождаются мои рассказы? И я отвечаю: «Бог его знает». Вернее, так: «Только