Древняя буря. Александр Минин
с ума), я покрутил шеей и начал массировать глаза. Освещение последние полчаса было ни к черту. За окном до самого горизонта протянулись пологие равнины провинциальной Франции. Столбы света, пробивающиеся в разрывы между облаками, бродили по ним, то исчезая, то вновь появляясь. Солнце мелькало в листве проносившихся мимо деревьев. Вернее, в промежутках в размытой зелено-коричневой полосе. На скорости около трех сотен километров в час, которую развивает «Евростар», разглядеть отдельные деревья практически невозможно.
Откуда-то из-под локтя раздалось придушенное: «Вау!» Рядом со мной, не отрывая глаз от рисунка, плюхнулся мальчишка лет тринадцати в джинсовом костюме и бейсболке с эмблемой «Чикаго Буллз».
– Эт вы нарисовали, м`стер?
Да, судя по говору, мальчик явно едет не в гости. Несколько странное звучание знакомых английских слов, но не так как их произносят американцы или шотландцы. Как гласит пословица: «Сунь англичанину в рот горячую картофелину и получишь шотландца». Парень же говорит чисто, но проглатывает некоторые звуки – видимо это и есть лондонский «кокни», диалект над которым так потешалась Шейла.
– Эй, м`стер, с вами все в порядке? – Подросток попытался заглянуть мне в глаза.
Я представил, как должно быть выгляжу со стороны: в вагоне ультрасовременного поезда, покрывающего расстояние между столицами Франции и Соединенного Королевства за три с половиной часа, на мягком зеленом диване, среди хрома и полированного дерева сидит парень, в кожаной куртке, брюках с кучей карго-карманов и тяжелых армейских бутсах, словно только что слез с мотоцикла, да еще и с накинутым капюшоном худи. Для переезда у него слишком мало вещей, а для поездки в гости, слишком много – такое чувство, будто он просто везет с собой все свои нехитрые пожитки. Перед ним, на приставном столике разложен лист плотной бумаги, стоит допотопная чернильница и он, как средневековый монах, иллюстрирующий рукописную библию, выводит линии, временами макая перо. Не хватает только свечи. Перо у меня, правда, такое, о котором древние переписчики могли только мечтать – стальное ультратонкое Hoob`s № 101. И капюшон я натянул только с той целью, с какой лошади надевают шоры – отсечь все ненужное. Что бы ничто не отвлекало от сюжета. Я художник. Но не обычный – я рисую комиксы. А это работа с диким напряжением по срокам. Как раз через два дня подходит время сдачи следующего выпуска «Ходящего по стеклу», поэтому я использую каждую свободную минуту для работы. В начале поездки это казалось хорошей идеей, но бесшумная езда и, как говорят, невозможность пролить ни одной капли воды из стакана (ничто не колышется) вызвало странное чувство укачивания, которое, впрочем, помогло полностью погрузиться в работу, хоть я и чувствовал теперь некоторую заторможенность.
Мальчик поднялся, видимо желая позвать кого-то из взрослых.
– Не совсем я. – Ответа на первый вопрос думаю, будет достаточно. – Я контуровщик. – Это было лишь частью правды, но вдаваться в подробности мне решительно не хотелось.
– Как это?
– Рисунок сделан карандашом, а я обвожу его тушью, что бы он стал ярче и глубже. Так делаются все комиксы.
– Вау! Так эт будет комикс?! – Парень с новым интересом посмотрел на мою работу. – А как он наз`вается? А еще картинки у вас есть? Эт про оборотней, да? – Мальчишка просто взорвался вопросами.
После окончания работы у меня всегда в голове некоторая пустота. Иногда несколько минут иногда дольше. Все зависит от размера и сложности изображения. Мне всегда нужно время, чтобы «отпустить» сюжет, который занимал все мое внимание. Ничего не значащая беседа не самый плохой способ вернуться в окружающий мир, тем более, что работать дальше будет сложно – мы скоро въедем в тоннель.
– Как тебя зовут? – я плотно закрутил крышку бронзовой тушечницы, купленной в Гамбурге на барахолке. Она представляла собой шар размером с крупный апельсин, держащийся на подставке из языков пламени, выполненных из какого-то светлого медного сплава. Весь шар покрыт различными значками, рунами и узорами. Выглядит круто. Я даже использовал некоторые из них в своих работах. Вряд ли мне кто-то предъявит иск о нарушении авторских прав.
– Эдвин, а вас?
– Зови меня, Джек. – Вообще-то меня зовут Евгений, но мне всегда казалось, что это звучит как-то претенциозно, а Женю, как я уже давно понял, англоязычный собеседник моментально переделает в Джека. Так зачем время терять? И потом, это стало особенно смешно после выхода «Пиратов Карибского моря» – по матери фамилия моя Воробьев.
– Это «Ходящий по стеклу». Двадцать третий выпуск. – Я думал, что более удивленным и восхищенным выглядеть нельзя. Я ошибался.
– Ух ты! Так это я ваш комикс купил? – Эдвин наклонился и достал из лежащего у ног рюкзачка, с изображением какой-то рок-группы, буклет в еще не сорванной, полиэтиленовой обертке. На обложке был изображен крадущийся по улицам полуразрушенного города Охотник с ружьем, за которым наблюдал притаившийся в тенях огромный волк.
– Ну… Скажем так, я один из авторов. – Не стану я объяснять пацану, что такое контуровщик на самом деле. И что над комиксом, вызвавшим у него такую бурю восторга, я тружусь