Нам не спишут грехи…. Игорь Додосьян
юсь в небытие. Так, наверное, засыпает роженица, исполнив долг перед природой. Оно родилось. Наутро я просматриваю вчерашний бред – просто, как любопытный читатель. Вижу технические и грамматические ляпы, пытаюсь расшифровать отдельные слова. Сердце стучит ровно. Руки не трясутся. Губа не закусывается. Дыхание не перехватывается. Закуриваю сигарету и навожу порядок в писанине. Через месяц снова просмотрю, подчищу и причешу. И если не выброшу в мусорную корзину, то вложу листок в папку с заглавием «стихи».
Слезами моется душа…
Глупые люди живут в социализме. Глупые люди живут в капитализме. Передо мной красивейшая женщина! Она не имеет никакого отношения ни к демократии, ни к коммунизму. Но у неё особые отношения со мной. Какие же это отношения! Вам и не снились такие… Мы пьём с ней
«Havana Club». Никто не мешает мне выпить с любимой женщиной бутылочку хорошего рома – ни буржуй, ни комсомолец. Моя женщина кружится в танце. Не под патриотическую музыку – из динамиков льётся божественный Шуберт. Я увожу женщину в майский сад, и мы падаем с ней в дурманящие травы. Пьяный май… Он буйствует в тоталитарных и либеральных мирах, и луна бессовестно подглядывает за влюблёнными на всех социальных территориях. Мы с женщиной бесстыдно валяемся на ничейной земле. И живём мы с ней не в капитализме, не в социализме – мы живём всё на той же, грешной. Вы хотели услышать, как я понимаю счастье? А я только что рассказал о нём.
«Здесь воздух не тот, даже небо иное…»
Здесь воздух не тот, даже небо иное,
Здесь счастье чужое, и город не мой,
И душною ночью твоей красотою
Владеет в истоме мужчина другой.
И я, возжигая Всевышнему свечи,
За помыслы грешные крест свой несу,
Не вправе обнять эти хрупкие плечи,
Не вправе погладить тебя по лицу.
Какие права, если просто знакомы
И нету вины предо мной у тебя?
Какие права?.. Просто мозг воспалённый
Покоя не знает, ревнуя, любя…
«Без вина в хрустале, без оплывших свечей…»
Без вина в хрустале, без оплывших свечей…
Электричество, люди чужие,
Да за водкой гонцы, пафос пьяных речей,
Стол, окурки, бутылки пустые…
Мы в дыму и во лжи, словно тонущий бриг,
Сердце раненой птицею бьётся.
На губах твоих страсть, и в глазах твоих – крик,
А компания шумно смеётся…
Корабли проплывают, не видя беды –
Капитаны пьяны до упора,
И пучина смыкается всплеском воды,
Укрывая любовь от позора.
«Осень серая бродит в садах облетевших…»
Осень серая бродит в садах облетевших.
Город в тусклых потеках несвежих дождей.
Нас, промерзших в ночи и к теплу не успевших,
Во дворец не пускает швейцар у дверей.
Там, за окнами, свет и звучат менуэты,
А в каминах огонь, и в бокалах вино…
И красивые пары кружат по паркету…
Не смотри в освещенное это окно:
Наш просрочен билет, и, по лету тоскуя,
Мы стоим под дождем на осенних ветрах;
Я дождинки солёные тихо целую
На лице дорогом, на озябших губах.
«Мы на разных с тобой полюсах…»
Мы на разных с тобой полюсах,
Об одном мы двояко толкуем;
Мы на разных поем голосах
И по-разному даже тоскуем.
Вправо, влево от точки нуля
Наши доблести, наши пороки;
Лишь, по разным дорогам бредя,
Одинаково мы одиноки…
«Как ты прильнула трепетно!..»
Как ты прильнула трепетно!
Как ты призывно глянула!
Что-то невнятным лепетом
В душу вдохнула пряное…
Потом рукою дрожащей
Ломал сигареты я
Во тьме, тишиной звучащей,
Как песня неспетая…
Неслышные эти звуки
Не дали тогда заснуть,
И тело искали руки,
И губы искали грудь…
Тобою хотел согреться
И ласкою плоть томилась,
И сердце искало сердце…
С чего бы? Скажи на милость!
Ах, да, ты прильнула, помню я,
А я возомнил… да что там!
Прости мне ту ночь бессонную
С