Ортодокс, или еще не вечер. Иван Васильевич Державин
я думала шесть соток это так мало и боялась, что негде будет поместить песочницу, надувной бассейн, да и побегать ребенку по траве, а тут столько еще свободного места не только для одного ребенка, но и для троих хватит, просто удивительно. А сколько здесь деревьев, кустарников, цветов! Это и есть шесть соток?
– Шесть, как и у всех в советское время.
– А сколько же тогда гектар?
Полина задумалась и спросила проходившего мимо Андрея с сумками:
– Сынок, гектар – это сто на сто метров?
– А зачем это тебе?
– Это я поинтересовалась, намного ли этот наш участок меньше гектара, – пояснила Катя. – Про сотки я только у вас узнала, а у нас слышала только про гектары и не шесть, а десятки и сотни.
Андрей внимательно и чуть ли не сердито посмотрел на нее, хотел спросить: – Тебе шесть соток мало? – но, встретив ее чистый взгляд, ответил:
– В одном гектаре семнадцать наших участков.
Катя была поражена, а Полина ужаснулась:
– Господи, я с одного участка к вечеру не чувствую рук и ног. Нам давай еще один даром, я ни за что не соглашусь.
– Для этого есть наемные рабочие, – сказал Андрей. – Мама, не заводи меня политикой. Лучше покажи Кате кухню и разгрузи себя работой. Для этого я на ней и женился.
– Это от нее не уйдет. А сейчас ее нельзя особо загружать. Но дело и ей найдется. Пойдем, Катюнь, покажу наше с тобой рабочее место.
Вопрос адаптации Кати к даче она закрыла сама во время обеда. Когда они выпили за начало дачного сезона, захмелевший Андрей открыл рот, чтобы спросить у Кати, как ей показалась после хоромов отца их дача, как она сама об этом заговорила:
– Вы думаете, я не видела, как вы переживали, понравится мне наша
дача по сравнению с усадьбами и дворцами отца или нет? Я отвечу. По
фотографиям я уже имела представление об участке и доме, но то, что я
увидела, превзошло все мои ожидания. Это лучше, чем я хотела. И гамак, и спортивный уголок, и чудо беседка и душ. Про кухню я не говорю – она бесподобна. С хоромами отца я даже сравнивать не хочу. Там я была не дома, а гостила, и все там для меня было, как музейные экспонаты. Полюбовалась и прошла мимо. А тут совсем другое дело, это все мое, и никто у меня не отнимет. Вы представляете, там даже туалеты позолочены. Но об этом никто не должен знать, кроме сантехников. Я думаю, под страхом смерти. Поэтому там все время витает страх, что все там временно и все можно потерять в любой момент: народ взбунтуется, с Президентом случится непоправимое, а то и умрет, а самое вероятное, снимут папу с работы, и тогда конец всему. Ведь почему он так не любит Андрейку? Потому что он против нынешнего строя, за социальную справедливость, а значит, хочет лишить папу всего, что он имеет: власть и богатство. Вот почему я не могла пригласить туда даже Дашу, так как папа боялся, что она кому-нибудь расскажет, а мне нельзя было там фотографировать.