В тумане. Дина Анатольевна Измайлова

      – Алло. Привет.

      – Привет. Ты кто?

      – Я – Филипп. А ты кто?

      – Ну и тип ты, Филипп. Зачем звонишь, не ведая куда, и не зная, кто я?

      – Чтобы узнать, кто ты. Кто ты и чего ты хочешь, киска?

      – Спать хочу. Можно было бы и догадаться. 2 часа ночи все-таки.

      – А у меня есть вкусная сосиска. Ее не хочешь, киска?

      – Сам грызи свою сосиску, придурок. Киски вискас жрут, если дают, конечно

      – Я могу помочь киске.

      – Чем поможешь киске с одной своей сосиской?

      – У меня, может, еще что-нибудь есть.

      – Кискам надо кое-что, а не что-нибудь, они создания вполне цельные, Так что опять звони, не ведая куда, но только не сюда.

      – Да и пошла ты.

      – А не пойду. Сам иди, идиот.

      – Ну и дура.

      – Сам дурак.

      Что за идиот, бог ты мой, или черт ты мой, или еще кто-нибудь мой, где-то во мне, где-то со мной. Должен же быть еще кто-нибудь, кроме меня здесь, где только я… и Пузырь, блаженно сопящий во сне.

      Пузырь смешной – рыжий, толстый и очень легкий, он, словно надут летучим газом, порхает в пространстве, переливаясь всеми цветами, и его нестерпимо хочется потрогать – ущипнуть, толкануть легонько, пощекотать, потискать – он взвизгивает, изнутри взрывается хохотом и взлетает еще выше, и я тоже слегка отрываюсь от земли вместе с ним. Он как стеклянный шарик – круглый и прозрачный, кажется, вот-вот лопнет и разольется по комнате мягким светом. Но он очень прочный, он не ведает усталости и боится только стоматологов, хотя ни разу еще не лечил зубы. Когда он засыпает, он сжимается в комочек, его совсем не видно на кровати, он заползает под подушку, и только две голые пятки торчат наружу. И становится очень тихо, невыносимо тихо. И хочется его разбудить… Ну вот, опять:

      – Что?

      – Я хотел узнать, ты что такая, злобная? У тебя что, критические дни?

      – У меня критические мысли. Тебе то что?

      – Мне то ничего. Просто интересно.

      – Господи, да откуда ты такой заинтересованный взялся?

      – Да ниоткуда не взялся. Я уже лет двадцать пять как был, и сейчас есть, и еще чуть-чуть побуду, видимо. Только ты об этом не знала.

      – Теперь знаю. Тебе это приятно?

      – Не понял еще. А тебе?

      – Мне по фигу.

      – Врешь, уже не по фигу, минут двадцать назад было по фигу, а сейчас уже нет.

      – Ты для этого и звонишь по ночам незнакомым людям, да?

      – Для чего, для этого?

      – Чтоб преодолеть их пофигизм в отношении твоей незаурядной натуры. Так ты выбрал долгий путь. Пока всех обзвонишь. Попрыгал бы лучше голышом по крыше – сразу добьешься признания, у всех разом.

      – Мне не надо у всех, надо лишь у некоторых… А ты почему не спишь по ночам?

      – Потому что кое-какие придурки будят…

      – Да ну, ты и не спала вовсе.

      – Ты сквозь телефон это узрел?

      – Просто по голосу понял. Ты с такой готовностью меня отшила, словно бы очень ждала…

      – Кого, тебя?

      – Ну, может не меня, может, кого-нибудь другого. А тут я.

      – Всего хорошего, Филипп.

      – Ты даже вполне вежливые слова говоришь так, словно бы посылаешь на три буквы.

      – Прощай. Желаю дальнейших успехов в жизни и твоей ночной деятельности.

      – Спасибо. Звучит почти любезно, только как-то бесперспективно. Я собирался еще позвонить.

      – Я думаю, не стоит оставшееся население нашей необъятной родины лишать счастья познакомиться с тобой. Я уже настолько осчастливлена, что мне вполне достаточно до конца моих дней лишь вспоминать о тебе.

      – Короче, мне не звонить?

      – Доходит медленно, но ведь доходит. Ты хоть и дурак, но со светлой перспективой

      – Ну пока.