Спаси и сохрани. В объятиях власти. Иван Васильевич Державин
сколько раз выручавшую его дома в бездорожье.
И вдруг после долгого молчания Козлов запел, сначала совсем тихо, что даже слов не было слышно, затем чуть громче. Голос у него был чистый, ближе к тенору, довольно приятный. Пел он русскую народную песню, которую Графов не слышал целую вечность, про доброго молодца, которому во сне привиделось, что ему отрубили буйную голову, покатившуюся по траве. Песня была тянучая, с завываниями, повторами, и под нее хорошо думалось и дремалось. Оля прижалась к мужу и притихла. А сам он мысленно подпевал и представлял этого красивого, как Володя, молодца на резвящемся коне, и страшного, как Козлов, есаула, вспомнил вдруг свою первую и последнюю езду верхом на лошади в деревне у деда. Ему было лет одиннадцать, а может, и того меньше. В компании с мальчишками он купался до темноты, а потом они побежали на выгон к лошадям. Ему помогли взобраться на одну из них, – он и сейчас помнит ее тугой вздрагивающий живот, – кто-то шлепнул по ней рукой, а может, она сама поскакала вслед за другими лошадьми. Он помнит только, как подпрыгивал на ее широкой спине, чудом удерживаясь, пока не догадался лечь ей на шею, вцепившись в гриву. И тут она поскакала галопом, и его уже не бросало с бока на бок, и он попытался гордо выпрямиться, крепко держась за гриву, как другие, не держась за нее и даже подняв обе руки. Ему удалось лишь приподнять голову, и чувство радости, что он, городской мальчишка, побаивавшийся до сих пор лошадей, скачет наряду со всеми, охватило его, и он закричал от восторга, влившись в крик других. Чтобы убедиться, что он не последний, так как ему страсть как не хотелось быть последним, он обернулся и увидел, что за ним гонится есаул с высоко поднятой шашкой, быстро нагоняя. Есаул был в белой рубашке с галстуком, огромный, лысый, как тыква. «Это я, Графов, – хотелось крикнуть Графову, – я еду к вам работать», – но слова застряли у него в горле. Когда есаул был совсем близко, Графов с ужасом увидел, что в руке у него не шашка, а извивавшаяся змея с длинным жалом. Лучше уж шашка, мелькнуло у него, и в этот момент змея метнулась к нему. Он успел выбросить навстречу ей руку и схватить за голову. Но то ли она была слишком тяжелая и сильная, то ли он потерял равновесие, держась за гриву лошади одной рукой, он не удержался, скатился с лошади на землю и в тот же самый момент почувствовал укус на щеке. Он вскрикнул, увидел лицо жены, отчего ему стало невыносимо хорошо.
– Ой, я тебя не оцарапала? – испугалась она.
– Так это ты? – обрадовался он.
– Перекур! – сказал Козлов, остановив машину. Он и Володя вышли из нее.
– Он так неожиданно свернул с дороги, – сказала Оля, – что твоя голова соскользнула с моего плеча, и я, чтобы поддержать ее, царапнула нечаянно твою щеку ногтем. Не больно?
– Совсем нет. Во сне меня змея укусила.
– Господи, страсть – то какая.
Дождя не было. Светило солнце, чем-то не похожее на наше московское. Козлов и Володя исчезли в кустах.
– Ты не пойдешь? – спросил он, собираясь выйти.
– К ним? –