ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ. Леонид Миронович Корогодский
ть выше Всех, – заявил архитектору Граф.
Его трепетная душа рвалась вверх.
– Не очень высоко, – добавила Графиня.
– Не высоко, но выше Всех, – подытожил Граф.
Эта фраза дошла до нас
в камне.
Графиня, польская Золушка,
затерянная в лесах Чернобыля,
с французским именем Жанетта,
ноги в красных пятнах,
искусанные провинциальными комарами.
Как было за ними узнать
глубоко спрятанный внутренний мир?
Приходилось натирать стопы новыми туфлями,
перебинтовать сандалиями и котурнами,
выправлять туниками, юбками и каблуками.
Сама жизнь подвела женщин к тому,
что совершенно необходимо
иметь две, нет три, пары ног
и нравиться Всегда и Всем,
просыпаться и говорить себе:
сегодня, сейчас и Всегда у меня самые красивые ноги,
на любой вкус,
подходящие к будням, выходным и праздникам.
Можно упрекнуть Жаннетту в несерьезности,
но она ведь она не требовала дворцов и лимузинов,
а хотела стать совершеннее,
на одну пару ног.
Неясно, как она их меняла и где хранила,
но результаты были очевидны.
Трепетный Граф и Графиня-Золушка
поеживались при мысли
о таком желанном,
но огромном и безлесом Киеве.
Граф был не из тех принцев,
которые, после женитьб на золушках,
вечно пьяные пропадают на балах,
многозначительно коллекционируют тыквы
и крыс в ливреях.
Граф был собирателем искр.
Его Дом, построенный на огромной ступени холма,
притаился в окопе:
трехэтажный, но видный лишь наполовину,
с крепостными стенами метровой толщины
и высоченными потолками.
Ему хотелось и показаться, и спрятаться.
Многопалубный Ковчег,
застрявший в скале,
Приседающий Дом
на вершине холма.
Живя на верхней палубе,
Граф мог годами не сталкиваться
с нижними кочегарами, машинистами и поварами:
еда и дрова подавалась наверх в специальных лифтах.
Рядом с Домом
обрушивался Крутой спуск,
как веревочная лестница с откоса,
со стены неприступной крепости.
Подъем давался нелегко,
особенно зимой,
когда Всё покрывалось
льдом и снегом.
На стороне Графа под окнами ездили позолоченные кареты,
а на заднем дворе снизу кололи дрова
и складывали их в сараи.
Внутри Дом,
от узорчатых полов до лепки потолков,
располагал к изысканности,
игре на клавесине
и галантным танцам.
Символом Дома стал хрусталь.
Каждое утро Граф наблюдал,
как сверкали и переливались на солнце
бело-голубые грани и изгибы кристаллов
с каждым поворотом вазы.
В лунную ночь они выносили
полюбившуюся вазу на балкон
и ловили едва заметные
отблески Луны в хрустале.
Мечущийся Граф что-то искал,
на Графине были лучшие ночные ноги.
В этот миг
тыква становится каретой,
злобная крыса – услужливым кучером в золотой ливрее,
а Золушка – принцессой.
Но погода все чаще и чаще
оказывалась пасмурной,
лились нескончаемые дожди.
Выросший под носом Университет
и вовсе закрыл горизонт,
а построенный снизу круглый Рынок
воскурял запахи рыбы, еды и крови.
Балкон больше не радовал,
приходилось закрывать и окна.
Эпоха хрусталя прошла.
Нежный Граф обнаружил себя и Дом
выглядывающими из окопа
и припавшими к стопам лестницы Университета,
языческого храма с готической башней католического собора,
достроенной