ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ. Леонид Миронович Корогодский
началась вторая
и уже дети немецких друзей дедушки
были призваны в армию.
Выяснилось,
что в том самом злополучном университете,
поколением раньше,
учился и расцветал Ницше,
кумир самого Гитлера.
Немецкие войска
продвигались намного быстрее,
чем осознание опасности
у киевских евреев.
Они еще помнили
любезнейших немцев
времен первой мировой войны.
Дедушка потратил
Всё драгоценное время,
чтобы их переубедить:
открывал секреты
о своей жизни в Германии,
показывал письма младшего брата,
призванного еще до начала войны,
уже вовсю воевавшего и вскоре погибшего.
– Мы простые люди,
не коммунисты и не политики,
никому не делаем плохого.
Зачем нам бежать?
Евреи верили в просвещенный немецкий народ
.
Дедушка, пожив в Германии,
знал немцев,
понимал,
не верил.
Он уже был не призывного возраста,
у него не было ни малейших сомнений,
что от этих немцев евреям надо бежать.
Бежать было уже не на чем,
время было потеряно,
все дороги перекрыты.
Дедушка, бабушка, прадедушка и папа
с еще одной семьей паникеров
еле успели погрузиться
на чудом раздобытый плот
и отчалили вниз по Днепру
среди взрывов бомб.
Киевский потоп начался.
Дедушка уплывал от немцев,
с которыми прожил пять лет.
Они его приняли в университет,
вручили диплом врача,
немецкого врача.
Вернувшись после войны в Киев,
он до конца жизни
оставался кандидатом в немецкие шпионы,
в анкетах ни слова не писал
о Германии и совершенном знании немецкого языка.
Всего этого Александр не знал.
Много лет спустя,
они с Женой поехали в Лейпциг
и долго искали дедушкин университет.
На его месте стоял огромный аквариум
с милыми и воспитанными немцами,
уставшими от войны.
Неужели это от них
дважды бежал его дедушка?
Отец Александра был уже послевоенным коммунистом,
напуганным репрессиями
и, наконец-то, налаженной
партийной дисциплиной.
Подростком он видел и хорошо помнил
взлет и падение
своего верного идее дяди и его семьи.
В школе до войны учил немецкий язык.
Был увлечен своим делом,
всегда задерживался на работе
с гордостью и чувством исполненного долга.
Был болезненно честен:
мог принять от подчиненных в день рождения
торт или коробку конфет,
которые тут же открывал и Всех угощал.
Он