Лучинушка. Ольга Дмитриевна Конаева
лей выскочила из коровника наружу.
Объявлять всем, куда она так торопится, Стеша не стала. Она выросла при бабушке, воспитывавшей внучку так, как было принято во времена её молодости, когда считалось неудобным показывать коленки, замужним ходить простоволосыми и говорить с посторонними на интимные темы. И уж конечно, чтобы муж был первым и единственным мужчиной на всю жизнь.
Её родителей не стало, когда Стеше едва исполнилось пять лет. Они вместе переходили замерзшую реку, и оба разом ушли под лёд. Бабушка безумно любила свою кровиночку, но старалась особо её не баловать, с малого возраста приучала к послушанию, а по мере подрастания к домашним делам. Потому как знала, что век её недолог, а девочка должна быть готова в жизни ко всему. Взрослея, Стеша продолжала подчиняться установленным ею правилам – из школы сразу домой, всё остальное время рядом, на глазах. А если ходить к подружкам, то ненадолго и только к тем, которые живут неподалёку.
Подружки уже бегали на первые свидания, а они все вечера проводили вдвоём. Бабушка рассказывала удивительнейшие истории о прошлых временах. Стеша читали вслух старые романы, взятые в библиотеке, затем они обсуждали прочитанное. Бабушка хорошо знала историю России, а также весьма неплохо разговорный французский и немецкий языки, и Стешу учила им с малого возраста. На вопросы девочки, где она получила такое образование, всегда отвечала: – «добрые люди научили»…– и, каждый раз глядя на небольшую старинную иконку, висевшую в углу, осеняла себя троекратным крестом и добавляла, – «упокой господи их души».
Стеша пыталась допытаться, кто они, эти добрые люди, но бабуля в ответ сдвигала брови и скл адывала губы узелком, словно запирая рот на замок. Если же Стеша настаивала, отвечала:
– Время не пришло ещё, детонька, об этом говорить. Может быть, когда – нибудь потом…
Бабушка когда – то очень хорошо пела, но после того, как погибли сын с невесткой, перестала не только петь, но и разговаривала словно через силу. Только спустя долгое время, длинными зимними вечерами, похожими на сегодняшний, она тихонько, словно про себя, запевала «лучину». Стеша, тоже имевшая прекрасный голос, потихоньку ей подтягивала. Песня уводила в далёкое прошлое, скорее всего вымышленное или отложившееся в душе из прочитанных романов, но от этого не менее прекрасное. Стеша очень дорожила этими редкими минутами, оставшимися в её памяти на всю жизнь.
На улице пуржило так, что холодный коровник теперь казался уютным домом. Ветер играл дурной силой, со скрипом раскачивая жестяной фонарь над воротами, швырялся клубами снежной пыли и прижимал дверь уборной так, что Стеша едва в неё протиснулась. Когда вышла наружу, подруги уже скрылись в снежной круговерти. Их следы на глазах заметала позёмка. Стеша поспешила вслед за ними. Она бежала, подгоняемая ветром, согнувшись и кутаясь в шаль, и вспоминала приснившийся минувшей ночью сон.
Ей снилась бабушка. Сначала она сидела в горнице, в углу, где до сих пор висела принадлежавшая ей иконка, и смотрела на неё из – под тёмного, надвинутого на лоб платка. Взгляд её был печален, как у богородицы на иконе. Потом обе оказались в саду. Ветер трепал белоснежные простыни, развешанные на верёвке, протянутой между двумя яблонями. Между ними стояла бабушка и снова смотрела на Стешу, словно хотела ей что – то сказать, но не могла вспомнить что. Так часто бывало при её жизни, начнёт о чём – то говорить, а потом остановится на полуслове и позабудет, о чём шла речь.
Говорят, покойники снятся к плохой погоде. И правда, к ночи метель разбушевалась ещё пуще. Стеша бежала, вглядываясь под ноги, чтоб не сбиться с тропинки. Свет фонаря остался далеко позади. Поле накрыла тяжёлая, тревожная, белесая мгла. Слышалось только завывание ветра и едва доносившийся из деревни собачий лай. Она скорее почувствовала, чем увидела перед собой какой – то силуэт. Подняв глаза, остолбенела от ужаса. Перед нею сидел матёрый волк. Он присел на занесённой снегом тропе, по собачьи сместив туловище немного набок, словно поджидал её, зная, что она пойдёт этой дорогой одна.
Стеша замерла на месте, чувствуя, как немеют ноги и руки. Какой страшный конец ожидает её через несколько мгновений. В руках у неё нет даже палки. Бежать нет никакого смысла. Волк догонит её в три прыжка. Затем толчок в спину, перекушенная шея и… Какое – то время они смотрели друг другу в глаза. Сердце Стеши билось тяжело и гулко. Каждый удар отдавался в висках, словно метроном, отсчитывающий последние секунды её жизни. Говорят, в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами, как одно мгновение. Нет, она не помнила и не видела ничего, кроме ледяных волчьих глаз.
Волк продолжал сидеть в той же позе. Чего он ждёт, почему не прыгает? Со стороны оврага послышался вой. Волк поднял голову к небу и откликнулся. Два голоса переплелись в один тоскливый, жуткий, и такой долгий, что ему, казалось, не будет конца. Стеша поняла, что должна что – то делать, иначе её сердце разорвётся от страха. И она закричала, пытаясь заглушить этот бесконечный, рвущий сердце звук.
– Ну что? Что тебе от меня надо?
Волк замолчал. Затем встал и медленно пошел на неё. Стеша в ужасе попятилась. Её нога соскользнула с натоптанной дорожки в рыхлый снег, и она упала. Быстро перевернулась