Кошка по прозвищу Апельсинка. Олег Владимирович Мазурин
. Маму и папу я смутно помню. Впрочем, как и братьев и сестер. Полуслепая, полуголодная, я толкалась среди них, пушистых и пищащих шариков, в борьбе за материнское молоко, и разглядеть никого толком не успела. А через два месяца меня взяли к себе новые хозяева и больше я своих братьев и сестер никогда не видела.
Ну что мне рассказать о себе?.. Пожалуй, начну с внешности. Она у меня замечательная! Я вся рыжая, только шея, грудь, живот и лапки белые. А еще … у меня роскошные рыжие глаза. Они так сочетаются с рыжей окраской. Что и говорить, я – писаная красавица! И гладить меня приятно: у меня шерсть шелковистая и мягкая. А по характеру я добрая и отходчивая. Но боевая! В обиду себя никому не дам! Это точно!
К хозяевам, к которым я попала, были коммерсантами. Точки на вещевом рынке, продуктовые ларьки и магазины – вот каким был их нехитрый бизнес. Жили они в двухуровневой фешенебельной квартире в новом районе. Апартаменты состояли из просторного зала, пяти жилых комнат, двух ванн, двух туалетов и огромной кухни.
На кухне возле мойки стояли мои пластмассовые миски. Для молока, воды, желе, сухого корма и прочих вещей – всех не упомнишь! Кормили меня очень хорошо. Покупали мне самые дорогие корма и желе. Да что там корма! Мне давали свежее мясо и рыбу.
В одной из ванн я имела пластмассовый лоток с дорогим наполнителем, а в зале – удобный и большой коврик с надписью «fluffy kitten» (пушистый котенок), а также разнообразные игрушки из зоомагазина.
В основном со мной играл сын хозяев. Он уже ходил в первый класс. Мальчик называл меня Дуся.
Что ж, Дуся так Дуся, я не обижалась на такую простую кличку: он хозяин, он и волен придумывать мне имена. Тем более мальчик хорошо ко мне относился, гладил, ласкал, кормил, и в знак благодарности я спала у него в ногах на одеяле или возле шеи на подушке. Мы хорошо дружили.
Жизнь у коммерсантов мне очень нравилась. Я обитала в шикарных условиях и была буквально всем довольна! Но прошло всего два месяца моего сказочного бытия, когда я совершила глупый поступок: я поцарапала любимый диван хозяйки, причем, прилично. Диван был из Италии, с резными золотистыми ножками в виде львов и обтянутый высокосортной мягкой кожей. Вот эту чудесную кожу я и испортила.
Что на меня тогда нашло, не знаю. Кошачья дурость? Слишком юный возраст? Или игривый характер? Или все вместе? Я потом нашла этому проступку логичное объяснение. Наверное, я все-таки в первую очередь зверь, кошка, и мне свойственно точить когти на том, что мне попадется. Вот эта животная наследственность меня и подвела. А последствия этого хулиганского поведения были для меня самые ужасные: хозяйка пришла в ярость при виде поцарапанного дивана и, несмотря на плач и протесты сына, выкинула меня с балкона. Хорошо, что это был второй этаж. Но в полете я успела мысленно возмутиться: «Что за жестокое обращение с животными! Как она могла так поступить!»
…Совершив незамысловатый пируэт, я упала на снег. Мне было не больно, но очень обидно. А вскоре стало холодно: на улице был тридцатиградусный мороз и в воздухе клубился холодный пар. А потом мне стало еще и голодно. Это от того, что я не успела вовремя позавтракать. И теперь корила себя за это. Вот безмозглая! Лучшее бы сначала съела куриное филе, а потом уже играла на диване! Тогда бы хоть сытую вышвырнули на улицу. Все легче было переживать ужасный холод.
Я подождала еще немножко. Я все еще таила в себе надежду, что сын хозяйки выйдет за мной и спасет. Но он не торопился меня спасать, видимо мать запретила ему это делать. И я не оракул, но полагаю, что она даже запретила мальчику приближаться к окнам и наблюдать за несчастным котенком, то есть, мной.
В последний раз я взглянула на подъездную дверь, балкон и окна знакомой квартиры и тяжело вздохнула: нет никого не видно по мою душу. Я перебежала через трамвайные пути, прошла вдоль нескольких невзрачных пятиэтажок и остановилась у одной. Под номером двадцать два.
Огляделась…
И вот чувствую, что замерзаю…
Я подобрала лапки под себя: все им теплее…
Я стала жалостно мяукать, но все бесполезно! Люди спешили по своим делам. Порой кто-то сочувственно смотрел на меня, но отворачивался и продолжал свой путь. Двор был открыт для проезда машин, и они со страшным грохотом проносились мимо. Казалось, вот-вот и одна из них собьет или задавит меня. Мне стало страшно.
Я осмотрела все окошечки подвалов и пала духом: на них были надежные решетки. Никак не попадешь внутрь! И где найти спасительное тепло?! А мороз не ослабевал и продолжал пробирать мою рыжую тушку до самых костей. У меня в голове промелькнула паническая мысль: неужели скоро наступит мой конец? Погибать в таком раннем возрасте – это несправедливо!
И тут из подъезда вышла какая-то женщина. Увидев мою жалобную мордочку и оценив мое бедственное положение, она позвала меня внутрь. Я с великой радостью ринулась на первый этаж. Женщина ушла на работу, а я осталась в подъезде. Мороз теперь не преследовал меня, но было прохладно, особенно когда открывали дверь. А еще по-прежнему хотелось есть.
Мимо меня прошло несколько жильцов. Они торопились на работу. Глядя на меня, они думали:
«Ой, какой миленький