Жертвоприношения. Пьер Леметр
держку, с признательностью
Нам известна лишь сотая доля того, что с нами происходит. И мы не знаем, насколько мала та часть рая, что платит за весь этот ад.
День первый
10.00
Если некое событие полностью нарушает равновесие вашей жизни, его можно считать поворотным. Камиль Верховен прочел это за несколько месяцев до случившегося в статье под заголовком «Ускорение истории». Такое поворотное событие, столь неожиданное, захватывающее, что оно может наэлектризовать всю вашу нервную систему, вы распознаете незамедлительно, потому что оно, в отличие от всего, что с вами происходит, несет в себе заряд энергии и обладает специфической плотностью: стоит только этому событию произойти, как вы уже понимаете, что свершившееся будет иметь для вас огромные последствия и то, что с вами произойдет, будет необратимо.
Например, три выстрела из винтовки в женщину, которую вы любите.
Именно это и случилось с Камилем.
И совершенно не имеет значения, что в этот день вы, как и он, отправлялись на похороны своего лучшего друга и вам казалось, будто вы уже получили причитавшуюся вам дозу неприятностей. Судьбе нет дела до подобных банальностей, она вполне может явить себя в виде стрелка, вооруженного винтовкой марки «Mossberg-500» двенадцатого калибра с нарезным дулом.
Остается лишь выяснить, как вы будете на это реагировать. В этом-то и вопрос.
Но поскольку ваша мыслительная деятельность совершенно парализована, реагируете вы чаще всего чисто рефлекторно. Например, перед тем, как прозвучат три выстрела, женщина, которую вы любите, оказывается избита до полусмерти, а затем вы ясно представляете себе, как убийца пристраивает на плече винтовку, перезарядив ее с сухим щелчком.
В такие вот моменты проявляют себя исключительные личности, те, кто умеет принимать правильные решения в неправильных обстоятельствах.
Но если в вас нет ничего исключительного, вы защищаетесь как можете. И часто, столкнувшись с подобным катаклизмом, вы, пока еще в состоянии действовать, обречены совершать ошибки или нечто неопределенное.
Если вы не молоды и подобные вещи уже сокрушали вашу жизнь, вам кажется, что у вас выработался иммунитет. Таков и Камиль. Первая его жена была убита – настоящий катаклизм, – и ему понадобился не один год, чтобы прийти в себя. Если с вами уже случалось нечто подобное, вам начинает казаться, что больше уже ничего случиться не может.
Но здесь-то вас и поджидает ловушка.
Потому что вы успокоились.
А для судьбы, от взора которой ничто не ускользает, это лучший момент для нанесения удара.
И для напоминания о безупречной точности случая.
Анна Форестье входит в пассаж Монье приблизительно через час после его открытия. Главный проход практически пуст, там еще витают довольно стойкие запахи моющих средств, магазины лениво открывают свои двери, выставляются прилавки с книгами, украшениями, рекламные стенды.
В этом пассаже, построенном в девятнадцатом веке в конце Елисейских Полей, торгуют предметами роскоши, кожей, дорогой канцелярией, антиквариатом. Вместо крыши здесь стеклянный купол, и если фланер поднимет голову, то взгляду его будет явлена куча деталей в стиле ар-деко – фаянс, небольшие витражи, карнизы. Анна тоже могла бы ими любоваться, будь у нее на то желание, но она не стала: задирать в такой час голову и рассматривать детали и потолки – не утреннее занятие.
Для начала ей необходим кофе. Очень крепкий.
Потому что сегодня, как нарочно, Камиль валялся в постели. Он, в отличие от нее, скорее ранняя пташка. Но Анна не была расположена к любовным играм, и, пока она тактично отклоняла его ласки – а это не так-то просто, объятья Камиля очень горячие, – прошло время, и она срочно бросилась в душ, забыв о налитом кофе. Когда она вернулась в кухню с феном в руках, кофе уже остыл, а одну из контактных линз она сумела подхватить в нескольких миллиметрах от раковины…
Времени уже не оставалось, так что она выскочила на улицу без завтрака. Поэтому, оказавшись сразу после десяти часов в пассаже Монье, она тут же устраивается на террасе небольшого кафе прямо возле входа. Она тут первая клиентка, кофемашина еще разогревается, ей приходится ждать, и если Анна то и дело поглядывает на часы, это вовсе не означает, что она торопится. Скорее – чтобы охладить пыл официанта, который, воспользовавшись тем, что кофе все равно пока не сварить, пытается от нечего делать завести с Анной разговор. Он протирает столы, постоянно поглядывая на нее, и, как бы между прочим, сужает концентрические круги вокруг ее столика. Официант – высокий худой блондин с грязными волосами, из породы пустозвонов, каких можно встретить повсюду в местах скопления туристов. Описав последний круг, он усаживается поблизости, упирает одну руку в бок, устремляет взор на улицу, восхищенно вздыхает и делится с Анной своими удручающе банальными метеорологическими наблюдениями.
Официант, конечно, кретин, но вкус у него есть, потому что Анна в свои сорок лет выглядит по-прежнему изумительно.