Прививка от ничего (сборник). Евгений Ехилевский
азвали бы в пушкинские времена. 74 «байки», как их назвали бы сейчас.
Небольшие рассказики, основанные на реальных событиях, с известной долей украшательства, и отнюдь не только комичные.
О чем это?
О жизни. О любви. О несправедливости. О глупости.
О том, как странно устроен мир.
О том, что всё не такое, каким кажется на первый взгляд.
Всё это было?
Я честно «списывал» с жизни (своей и не только) сюжеты, истории, фразы. «Списывал» персонажей и обстоятельства. Всё это действительно было.
С другой стороны, я многое дорисовал, додумал, дополнил. Так не было, но могло бы быть. Это вселяет в меня надежду на некоторую художественность данных произведений.
Персонажи вымышлены?
Периодически от прототипов персонажей поступали совершенно противоречивые жалобы. Одни сетовали, что их имя не изменено, а другие – что изменено или вовсе не названо.
Поэтому, как в начале фильма, я вынужден сделать ремарку: все без исключения люди, их фамилии, имена и особенно должности являются вымышленными. В отличие от моих персонажей.
А «жена» вообще является собирательным образом в прямом смысле этого слова.
Для чего это?
Подумать. Погрустить. Посмеяться.
Пропорцию каждый выберет для себя сам.
Доброе утро
Ресторан в студенческие времена представлялся чем-то невероятным. Как сейчас – яхта Абрамовича. Поэтому мы ходили в кафе. «Маленький двойной кофе» (а этот пароль значил, что на то же количество воды стоит взять нормальное количество зёрен) стоил 20 копеек. Пирожное – 22 копейки. Оставалось ещё 8 копеек. На чёрный день.
Но в ресторан всё равно тянуло. Однажды мы взяли стипендию заболевшей однокурсницы и пошли в «Литературное кафе» – так назывался ресторанчик на Невском. Нам показалось, что это интеллигентное название гарантирует приличную публику. На 40 рублей нам удалось съесть по горячему с гарниром и запить это коньяком. Впечатлений не осталось, за исключением последующей встречи с однокурсницей.
Кафе стремительно преображались. Перестройка требовала новых подходов к клиентам – кроме кофе и пирожных стали появляться спиртные напитки и салаты. Мы ходили в одну такую «стремительную» кофейню, если не забредали в ПНИ – Пивную Напротив Института.
Мне нравилось сидеть у окна и смотреть, как жизнь города течёт по залитому солнцем проспекту. Контраст между неспешными глотками кофе и несущимися за окном автомобилями успокаивал и настраивал на философский лад.
Я как раз сидел у окна, когда в кафе ввалился здоровый, но весьма презентабельный детина в кожаном пальто поверх безупречного двубортного костюма. Подойдя к стойке, он осведомился усталым голосом:
– Чем у вас можно опохмелиться?
– Только шампанским! – рассмеялась одна из девушек за стойкой.
Детина достал из внутреннего кармана бумажник, по размерам более напоминающий футляр от электробритвы, и повеселевшим голосом скомандовал:
– Бутылку шампанского!
Получив свой заказ, он обвёл взглядом кафе и направился к моему столику.
– Скучно одному пить, – доверительно сообщил он. – Вы позволите угостить вас шампанским?
Я не нашёлся, что возразить. Когда первый бокал был благополучно осушен, детина откашлялся и продолжил:
– Вы думаете, почему мне так плохо? Потому что я пью. А почему я пью? Из-за жены. Нет, не подумайте – жена у меня очень хорошая. Но даже «хорошая жена» – это как «достойная смерть».
Примерно на втором браке я понял, о чем он говорил в то доброе, солнечное утро.
Дань
Макс взял отпуск на две недели и билет в Самару.
Не то, чтобы он мечтал провести отпуск в Самаре. И даже деньги на поездку в Турцию или Болгарию у него были.
Просто он был прописан в Самаре, а пришло время менять фотографию в паспорте.
Не очень понятно, почему фотографию нельзя приклеить в ближайшем государственном учреждении, занимающемся паспортами. Почему для этого необходимо платить деньги за билет и тратить свой и без того небольшой отпуск.
Не найдя ответов на эти вопросы, Макс сел в поезд, устроился у окна и открыл бутылку пива.
Поезд, едва покинув вокзал, сразу оказался где-то в Самаре. Петербург как бы мстит уезжающим, окуная их в промышленные пейзажи, грязь и заброшенность уже в километре от перрона.
Петербург – ревнивый город. Поэтому Макс пошёл в вагон-ресторан и купил ещё пива. Потом ещё. И ещё.
В Самаре очень болела голова. Не то, чтобы она всегда и у всех болела в Самаре. Но Максу не было дела до остальных. Утреннее солнце слепило глаза, в висках продолжался перестук вагонных колёс.
Он плёлся в паспортный стол, обдумывая по дороге, почему это так называется. Почему