Стена Неведения. Геннадий Владимирович Тарасов
примыкавший непосредственно к позиции взвода, на две трети порос жестким, не продерешься, кустарником, закрывавшим к тому же обзор совершенно. Там и сям чешуей отсвечивали на солнце россыпи почти черных и темно-зеленых камней и глыбистые развалы габбро, топорщились, похожие на изваяния с острова Пасхи, скальные выходы породы. Некоторые скалы были совершенно причудливой формы. Одна из них, расположенная у самой вершины, если рассматривать издалека, походила на голову отклячившего губу верблюда, при этом сама вершина выступала его горбом. Собственно, эта скала и дала название всей горе, в переводе с одного из местных языков звучавшее как Лысый Верблюд. Мордой верблюд был повернут к Бреши, от нее, прямо из-под губы, начинался этот головокружительный спуск. На такой крутизне закрепиться было практически невозможно, нечего даже рассчитывать на это. Хотя, подумал тогда Серж, заглядывая вниз, если приспичит, будем цепляться за каждый камень.
Зато обратный склон горы, тыловой, был долгим и пологим, его частично расчистили и даже проложили по нему почти до самой вершины некое подобие дороги, по которой ратраками доставляли припасы и подкрепления, а в зимнее время экстремалы спускались по ней на горных лыжах. По этому же склону протянули кабели от установленного ниже дизеля, по которым запитывали два громадных авиационных прожектора, доставленных на вершину. И это правильно, в смысле, прожекторы. Поскольку приборы ночного видения не работали, а без них ночью было слишком уж тоскливо, оставалась подсветка, лампы да осветительные ракеты.
С высоты, с макушки Кашканара вид открывался ошеломительный – голубые дали до самого горизонта. Отлично был виден базовый лагерь кагорты среди лесов, и дорога к нему, а еще дальше – тот городок и гарнизон, из которого в свое время отправился в последний поход болотный трактор. Городок, как ни странно, тоже назывался Кашканар, он располагался на берегу бравшей начало на склонах горы реки Исы. Река с вершины была почти не видна, пряталась по распадкам да под деревьями. Холмы у подножия, вообще все неровности земные, скрадывались с такой высоты, сглаживались, что вносило в общую картину объяснимые искажения.
Их передовая позиция огибала подошву Кашканара как раз по сгибу горного тела, где крутизна переламывалась и, с одной стороны, начинался глубокий распадок, а, с другой, резко взмывал вверх склон. Холм, внутри которого был устроен опорный пункт, сидел на боку горы, как прыщ на шее, или на чем похуже, и сверху был едва различим, прежде всего, благодаря оборудованной на его маковке стрелковой ячейке с наблюдательным пунктом, оснащенным ПНБ – прибором наблюдательным бинокулярным. Замечательное, кстати, устройство, десятикратное увеличение, просветленная оптика – Сержу ужасно нравилось рассматривать через него позиции противника. Хотя, какие позиции? Не было у них никаких позиций.
Если смотреть с Кашканара, становилось заметно, что вершина, холм у подножия и трактор с волокушей внизу, в болоте, лежат на одной линии. А если продолжить линию дальше, по противоположной