Стена Неведения. Геннадий Владимирович Тарасов
никогда меня не упрашивали.
– Что же тогда? Или я недостаточно хороша для тебя?
– Ты просто супер, не волнуйся на этот счет. Проблема как раз в том, что раньше я порой бывал слишком сговорчив.
– Но все ведь в прошлом?
– Прошлое всегда ближе, чем хотелось бы.
– А, может, просто хочешь продемонстрировать, что у тебя стальные яйца?
– Не говори глупостей, Фаня! Я же вижу, ты умней, чем пытаешься казаться. При чем здесь стальные яйца? Уж точно не на бабах их закалять и демонстрировать. Не в тебе дело, повторяю. Вот, успокойся. Женщина ты завидная, правда, но…
– Вот, все же есть но!
– Это мое но. Это мой камень, который лежит у меня на душе. В той жизни, в прежней, я совершил ошибку. Исправить скорей всего уже ничего нельзя, но как с этим жить, я еще не понимаю. Может быть, нужно время, чтобы забыть, или привыкнуть, может, что-то другое, более радикальное, я не знаю. Но пока вот так.
– Я тебе вот что скажу, милый. Не стоит гоняться за призраками прошлого, разными фата морганами. Живи настоящим, тем более, неизвестно, что там, в будущем, ждет, да и будет ли оно. Лови моменты!
– Ты тоже, я смотрю, философ. Философиня.
– Здесь каждый философом становится.
– Слушай, я не знаю, как это у тебя происходит, как бывает, и вообще… Как ты определяешь, кто с тобой будет и когда… Знаешь Воробья у меня во взводе?
– Допустим. Ну, да. Кто же его не знает?
– Такое дело… Я подозреваю, да почти уверен, что он еще девственник. То есть, ни с одной женщиной еще не был, не ощутил, и не знает даже, что это такое и как. Понимаешь?
– Да ладно, все вы все знаете. С пеленок уже кобели. Ну и, дрочил же он, наверное?
– Не знаю, может быть. Наверное. Только что тут сравнивать? Я тебе про другое говорю.
– А про что? Не пойму, что ты от меня хочешь?
– Не могла бы ты обратить на него свое пристальное внимание? Прямо даже сегодня? Такая личная моя просьба.
– Уступаешь ему свою очередь? Меня? Вот это да!
– А нет у меня никакой очереди! Если у нас с тобой когда-нибудь что-то получится, что возможно – кто знает? – я буду у тебя единственным. Уж поверь.
– А я у тебя?
– Конечно, и ты у меня. Будешь единственной, само собой.
– Что ж, согласна подождать. Верней, я подумаю. Над словами твоими, и над просьбой. Только, не забудь потом, что она была твоя.
– Не волнуйся. Ну, за жизнь!
– За любовь!
А ночью он долго лежал без сна. Ему вспоминалась Тома, снова и снова. Если днем он гнал мысли о ней прочь, и это ему почти всегда удавалось, то по ночам он был перед ними бессилен. Сереженька, говорила она ему, что же ты натворил? Как же нам выйти из этого положения? Как все исправить? Но он не знал, как и что можно исправить, не было у него ответа.
Потом он заметил, как тенью выскользнул из койки Воробей, и растворился в темноте кубрика. Вскоре в глубине коридора щелкнула, закрываясь, дверь. Как же у них все быстро, удивился с неожиданной завистью Серж. Он еще лежал некоторое время, фиксируя ночные звуки воспаленным сознанием. Бормотание и