Я иду искать. Джослин Джексон
ицы, чей худший поступок – показать лифчик симпатичному мальчику или назвать сестру плохим словом.
Если бы мы только знали.
Мы были взрослыми женщинами, и мы хранили свои худшие поступки в глубоких ящиках. У нас были дети, и мы запихивали эти ящики под пресс работы, ипотеки, меню на неделю. От детей такие вещи нужно держать подальше.
Ру три раза громко постучала в дверь, хотя у нас, конечно же, был звонок. Все, кого мы ждали, пришли по меньшей мере двадцать минут назад. Шарлотта с подносами в руках застыла у лестницы и спросила:
– Кто, чёрт возьми, это может быть?
Клуб был полон. Пришли все постоянные участники и даже несколько новых.
– Я выясню. Иди куда шла.
Я открыла дверь новой соседке. За ее спиной поднималась полная луна, как будто толкая в плечо. В серебристом сиянии, мягком, дрожащем, казалось, будто соседка вышла из подводного мира под яично-жёлтый свет фонаря над нашим крыльцом.
Я узнала её по волосам, идеально прямым, идеально чёрным, доходившим до лопаток. Она недавно поселилась в доме, бывшем предметом ненависти всех обитателей Шарлоттиного переулка. На редкость уродливом доме с провалившейся крышей, который мой муж Дэвис прозвал домиком Спрайта за ядовитую жёлто-зелёную краску. Шарлотта в своём репортаже о съехавших и въехавших жильцах называла эту женщину «Шероволосая», в честь певицы Шер.
Ещё Шарлотта называла её красивой, но она была не просто красивой. Она была из тех, кого показывают по телевизору. Безукоризненные черты, матовая кожа и стройная, спортивная фигура, вынудившая меня сокрушаться о собственной. От лишнего веса я страдала лишь в подростковом возрасте, но сейчас, глядя на неё, почувствовала, как меня разнесло после родов.
Ни кошелька, ни книги, ни бутылки вина, ни гостинца. Ни, между прочим, бюстгальтера. На ней было плотно облегающее длинное платье без рукавов, над ключицей татуировка – крошечная стая птиц. Она улыбнулась, и я, не почувствовав никакой угрозы, улыбнулась в ответ. Она не казалась опасной. Скорее… крутой.
Странная мысль. Мне сорок два года, слово «крутой» я давно уступила дочери. Но всё-таки мне вспомнилось именно оно, и смутное чувство, которое шевельнулось в груди, было лишь началом чего-то интересного.
Оливер уже переходил на твёрдую пищу, и гормоны, баюкавшие меня, пока я кормила его грудью, отпускали. Теперь мне хотелось перемен, и, глядя на эту воплощённую угрозу у себя на пороге, я надеялась, что она пришла по адресу. Какой глупой я была!
Она спросила:
– Здесь собрание книжного клуба?
– Да, все верно. Эми Уэй, – я протянула ей руку. Хватка оказалась крепкой, она сжала мою ладонь дважды, и это показалось мне до нелепости официальным.
– Я Анжелика, – сказала она, – но все называют меня Ру.
– Ру? – удивилась я. – А где Кенга?
– Кенга не придёт, Кристофер Робин, – она хихикнула. Губы у неё были полные, очень бледные. Ни блеска, ни помады, зато глаза щедро подведены и накрашены. Блестящие чёрные волосы, разделённые на пробор, подчёркивали идеальный овал лица. – Это просто моя фамилия. Французская. С иксом на конце.
Я знала, как переводится это слово. Подливка из муки, поджаренной в масле.
– Ты прочитала «Дом Мирта»[1]? – спросила я, широко распахивая дверь.
– Конечно, – ответила Ру и вошла.
Было почти восемь. Обычно мы час болтали, час обсуждали книгу, и в девять пятнадцать-девять тридцать расходились по домам, чуть подвыпив, чуть поумнев, чуть ближе сдружившись с соседскими мамашами.
– Ты из жёлто-зелёного дома? – спросила я, желая убедиться, что это она. Шарлотта говорила, что Шероволосая одна воспитывает сына, которому достаточно лет, чтобы сесть за руль. Но и в ярком свете она казалась чуть старше тридцати. Ужасно молодая для матери старшеклассника.
– Да, это я, – сказала она. Я подвела её к лестнице, ведущей в подвал.
– Рада, что ты пришла. Этот дом обычно сдаётся на короткий срок, так что жильцы нечасто приходят в наш клуб.
– Я пока не знаю, сколько тут пробуду. Я здесь по работе. Хочу с кем-нибудь познакомиться.
Мы стали спускаться по лестнице.
– А чем ты занимаешься?
Она посмотрела вниз, не ответив на мой вопрос.
– А эта… как её там – она моя соседка?
Шарлотта стояла у ступенек и смотрела на меня в отчаянии.
– Шарлотта, – подсказала я. – Не знаю. Сейчас найду кого-нибудь, кто всем тебя представит.
– Не надо, – ответила Ру и проплыла мимо меня в самую гущу толпы, чтобы самой всем представиться. Едва она скрылась из виду, Шарлотта затараторила:
– Ещё и Шероволосая! Теперь тут двадцать один человек, не считая нас, и никому в голову не придёт, что стульев мало. Мне нельзя таскать стулья! – она принялась поправлять волосы и стала похожа на нервную полевую мышь, чистящую ушки.
– Её зовут Ру, и, конечно, никто не доверит
Роман Эдит Уортон (1905).