Кукла крымского мага. Мария Спасская
оборот, хорошо настолько, что хочется поделиться счастьем со всем миром. Персидский кот Кекс голосил благим матом. Я услышала его пронзительный вой еще на площадке первого этажа и, не дожидаясь лифта, взбежала по ступенькам, на ходу доставая из сумки ключи. Знакомый звон металла о замок заставил Кекса подбавить трагических ноток в переливчатые модуляции. Кот нетерпеливо стенал, выжидая, когда распахнется дверь, чтобы, взвыв, как сирена, прыгнуть мне на руки. Орущий пушистый комок замолчал, успокаиваясь, и только тогда я услышала телефонный звонок. Стоящий у кровати аппарат буквально разрывался от перезвона, нервируя впечатлительное животное, испуганно заломившее уши у меня на руках.
– Кекс, что случилось? – Я потрепала кота по мягкой белой шерсти. – Ты никогда не боялся звонков.
Кот осуждающе взглянул на меня круглыми голубыми глазами и, спрыгнув на пол, отправился в ванную. А я шагнула в комнату и взяла телефонную трубку.
– Где ты ходишь? – Голос Василия звучал глухо и раздраженно. – Весь вечер тебе звоню, не могу дозвониться! Мобильник не берешь, к домашнему не подходишь!
Докучливая опека сводного брата начала меня раздражать уже давно. Теперь же, наложившись на усталость, вызвала неконтролируемый всплеск негативных эмоций. Дожила! Не могу пройтись вечером после работы, чтобы не вызвать недовольство родственника! Да, был у нас роман, но кратковременный и несерьезный. Василий мне очень помог в трудный момент, и я даже подумала, что люблю сына отчима. Но без него мне гораздо лучше, чем с ним, это факт. Сводный брат не хочет понять, что я – это я, а он – это он, цепляясь за обломки былого, как свалившийся в пропасть за чахлую травинку.
– Василий, что ты хотел? – сердито осведомилась я, даже не пытаясь скрыть досаду, явственно прозвучавшую в голосе.
– Какого черта шляешься по ночам? – выдохнул мой собеседник. – Это опасно.
– Опасно что?
– Много моральных уродов в это время суток выползают из своих поганых нор. Но я не об этом. Отец собирается с Юриком на юг. Я и подумал – может, поедем с ними? Помнишь, как раньше, одной семьей? Правда, нет Марьяны…
Вот именно. Мамы больше нет. Так что одной семьей не получится. И вообще, ничего у нас с Василием не получится. После смерти матери я редко захожу к ним, хотя Юрик ни в чем не виноват. Но видеть маленького братика, которого моя мать любила гораздо сильнее меня, мне нестерпимо больно. Юрик родился от человека, которого мама любила всю свою жизнь, но это совсем другая история…
– Не думаю, что хочу ехать к морю, – вяло откликнулась я.
– А что ты хочешь?
– Спать.
– Ну и спи.
– Пока.
– Пока.
Я положила трубку, злясь на себя за то, что дала втянуть себя в эти странные отношения. Скидывая на ходу туфли, отправилась на кухню, по дороге убеждаясь, что коту было на что жаловаться. Пустая миска, валяющаяся рядом с кухонным столом, ясно давала понять, что Кекса нестерпимо одолевает жажда. И его демонстративный поход в ванную, по всей видимости, призван намекнуть на то, что котам необходима вода. Пушистый и белый, он стоял в стороне и с достоинством ждал, когда совесть заставит меня нагнуться, поднять миску и наполнить ее живительной влагой. Шумная струя ударила в раковину, и я подставила кошачью поилку. Звонок телефона задребезжал снова. Опять Василий! Должно быть, не наговорился! Набрав воды, я поставила полную миску в кошачий угол и, перешагнув через припавшего к ней Кекса, устремилась в комнату.
– Ну, что еще? – сердито выдохнула я.
– Женя? – Незнакомый мужской голос на том конце провода звучал бесстрастно и сухо. – Женя Колесникова?
– Да-а, это я.
Я и сама услышала растерянность, сквозившую в моем ответе, ибо не ожидала звонков от незнакомцев в столь позднее время.
– Отец умер.
– Какой отец? – опешила я, не понимая. – Кто говорит?
– Говорит Викентий Сирин, друг и сосед Мерцалова Максима Леонидовича, – проскрипела трубка. – Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
Говорит. Именно это имя записано в моем свидетельстве о рождении в графе «отец».
– Максим умер вчера от сердечной недостаточности. Прямо в нашей коммуналке. Я обзваниваю родственников и знакомых. И тебе звоню, потому что ты дочь, и ближе тебя у него никого не было.
Умер. Отец. Максим Леонидович Мерцалов. Все люди смертны, вот и мой отец умер.
– Мне жаль.
Мне действительно жаль, хотя я не видела отца ни разу в жизни. Он оставил нас с Марьяной, как только я родилась. Больше двадцати лет назад вернулся к себе в Питер и ни разу не поинтересовался, как мы живем. Меня растили мама и бабушка, и в какой-то момент, когда у Марьяны было плохо с работой, мы продали московскую квартиру и перебрались сюда, в небольшой подмосковный городок. Мне очень повезло, что на пути Марьяны повстречался приличный человек, хоть и с ребенком, и взял маму замуж. Только поэтому я не росла безотцовщиной, хотя радоваться тут особенно нечему, ибо сводный братец Василий мне попортил в детстве немало крови.