Смерть чистого разума. Алексей Королев
как это называется?» – спросил Целебан.
«Не имею ни малейшего представления».
«Это малакофф. Говорят, это блюдо придумали во время Крымской войны солдаты Швейцарского легиона. И назвали в честь битвы за редут Малакофф».
«Мы, русские, называем это место Малахов курган. Разве швейцарцы участвовали в Крымской войне?»
«Боюсь, что да. Впрочем, я не знаю».
Остаётся добавить, что когда я спросил у гарсона молока, тот посмотрел на меня как на святотатца. Пришлось выпить вместе с инспектором стаканчик белого вина, впрочем, превосходного. Итак, я второй день подряд пью вино, считая вчерашний шартрез у доктора. Неплохое лечение нервных болезней!
/Получасом позже/.
Мы выехали из Эгля, когда ещё не было трёх. Инспектор Целебан оказался довольно сносным спутником (разумеется, я не беру в расчёт то обстоятельство, что путешествую за его счёт): мы обсудили «Испанскую рапсодию» и «Тайну жёлтой комнаты», поговорили об американских туристах, которые никогда не берут с собой в горы проводников, а когда бесследно исчезают, из Женевы мчится консул и устраивает такой скандал, как будто Швейцария объявила Соединённым Штатам войну. Разительный контраст с британцами, которые даже в горах являют собой превосходные образчики дисциплины! От британцев мы плавно перешли к регби-футболу (Целебан, как выяснилось, учился в Париже, ну а я за год, проведённый в Твикенхеме просто обязан был научиться хоть немного разбираться).
«Швейцарцы никогда не будут играть в регби», – сказал он.
«Почему?».
«Если в наши руки что-то попало, мы любой ценой попытаемся это сохранить и никогда ни с чем не расстанемся. Пока не преумножим»[12].
До пансиона оставалось, вероятно, не более получаса, когда я все же решился спросить:
«Могу ли узнать, откуда вы так хорошо знаете русский?»
«Можете. Мой отец поляк. Бывший российский подданный. Кстати, вас не затруднит в дальнейшем говорить со мной только по-русски? Мне чертовски необходима практика».
«А для чего она вам?»
«Обожаю языки. Говорю на всех здешних – их, как вы знаете, четыре – а также на польском и английском. Ну вот я и решил, что было бы странно, имея российские корни, не выучиться как следует ещё и русскому языку. Так что же, окажете мне подобную услугу?»
«Разумеется, господин инспектор».
«Вот и славно. Можете спросить меня ещё о чём-нибудь».
«С удовольствием – если только мой вопрос не покажется вам нескромным. Какие дела у вас в Вер л’Эглиз?»
«Сугубо личного свойства».
«Простите великодушно, просто я…»
«…просто вы думаете, что я сойду вместе с вами у пансиона. Нет, увы. Я сойду у гостиницы, где надеюсь получить сносный ужин. Потом пройду полсотни шагов и вот я и у цели. Это дом моей матушки. Я, признаться, нечасто в нем бываю. А тут такая замечательная оказия».
Но всё же мы сошли вместе.
/Ещё четвертью часа позже/.
Мне нужно быть очень внимательным. Детали опасны не тем,
Много позже я узнал, сколь ошибался инспектор: в регби в Швейцарии начали играть лет за сорок до описываемых событий, и играть весьма успешно. Но к 1908 году игра эта там действительно совершенно захирела.