25 трупов Страшной общаги. Александр Матюхин
аться рядом с шефом, что было тяжко. Дарья была упорной. Траектория движения Петровского была непредсказуема. Пчела вокруг блюдца с медом – то дальше, то ближе, ясно, что вот-вот присядет на край, но поди угадай когда.
Петровский остановился, младший следователь неизбежно врезалась в тушу начальства.
– Это маньяк так развлекается? – робко, куда-то в область лопаток Петровского, проговорила Дарья.
– Маньяку придется поработать, чтобы найти еще одну жертву. Кого-то похожего. – Старший следователь Петровский отошел к детской площадке и с живостью, не предполагавшейся по соотношению вес/рост/возраст, взобрался на горку, чтобы изучить картинку с высоты. – Может, это и не маньяк вовсе?
Длинноногая блондинка лежала ничком, впечатавшись головой в землю. Без одежды, что позволяло оценить фигуру и ослепительно-белую кожу. Крылья картинку не портили. Казалось, просто два полотна телесного цвета слева и справа от тела. Только кто-то их вшил в район лопаток. Неочевидно вшил, будто они оттуда росли.
– А она довольно крупная, – поделился Петровский. – Так сразу и не скажешь.
– Метр девяносто восемь, – конкретизировала Дарья. – Надо баскетбольные клубы опросить.
– С такой-то грудью? – Петровский, казалось, все никак не мог выбрать: скатиться по горке или все-таки спуститься по лесенке.
Как следователь определил «такую-то» грудь, осталось для Даши загадкой. Вероятно, большой опыт наблюдения за женщинами, лежащими на животе.
– Забавно, у нас тот редкий случай, когда стоишь одновременно на месте преступления и на орудии убийства, – в голосе Петровского явно различалась радость. Редкие случаи он любил.
– Она же упала…
– Но смерть наступила не от падения, а от его финальной фазы. Удара об землю. Вероятно. Кстати, откуда она могла тут упасть?
Петровский и Даша одновременно посмотрели вверх – ничего, кроме затянутого тучами неба, они рассмотреть не смогли.
– Сбросили с самолета?
Детская площадка, а за ней пустырь с единственным домом, почти сливающимся с вечно хмурым небом города. Старая общага. Та самая. Петровский знал: если это дело относится к общаге, а так, скорее всего, и окажется, то его можно даже не расследовать. Мертвая девушка с крыльями и общага – совпадения случаются. Наверное.
– Поговоришь с комендантом или мне самому? – Петровский вспомнил последнее общение с Константином Марковым и как-то сразу потерял интерес.
– Конечно. – У Дарьи воспоминания были совсем другие. – А вдруг наша жертва ангел?
– Ангелы не падают.
Конверт.
В последний раз Костя Марков получал письмо… очень похоже на то, что он не просто не мог вспомнить, а вообще никогда не получал настоящих писем. Чтобы вот в бумажном конверте и с маркой. Лось на марке шел куда-то против сильного ветра, чудом не падая в жуткой фиолетовой метели.
Проблема заключалась в том, что почтальон в общагу не заходит. Сюда и уголовный розыск заходит, только если очень попросит, а комендант разрешит. Константин Марков – комендант Старой общаги – очень хотел конверт выбросить.
Их не волновал ветер. Трое стояли у Старой общаги в строгой позиции участников странного кордебалета. Три параллельных взгляда, одеты точно не по погоде, но как-то погода – традиционная местная со снегодождем и умеренным штормом – проходила мимо. Не задевая.
Полина. Точнее – всегда с отчеством, Полина Сергеевна. Невысокая, с отсутствующей талией. Не толстая. Просто фигура выдалась прямоугольником – что уж тут. Зато туфли из тех марок, что надевать – да, носить – только ступая по коврам и мрамору. Точно не по асфальту. Платье. Такие хороши на съемках. Застыть, подождать, пока сфотографируют, и сразу переодеваться во что-то, в чем можно жить, а не позировать. Вероятно, где-то рядом скрывался «бентли» с чутким водителем, чтобы моментально явиться по зову (по нахмуренной брови) пассажира.
Взгляд у Полины Сергеевны неожиданно – учительский. Строгий, из тех, что вспоминаешь и «повторение, которое мать учения» и «терпение и труд» – как-то сам все сразу понимаешь, и никаких надежд.
Рядом – высокий, немного согнувшийся, будто ширина костей и набор мышц с трудом справляются с ростом. Борис. Чаще – Боренька. Его лимонные кроссовки, алый спортивный костюм, темно-синяя бейсболка не справлялись с задачей вытравить бледность, невзрачность из человека молодого наверно, молодого.
Третий. Леонид. Джинсы, поло, туфли, бахилы. Все дорогое, даже бахилы – двойные, белоснежные. Сидел человек в кресле у стоматолога, полоскал ротовую полость синей жидкостью, вышел отдышаться – и вот, стоит, смотрит.
Ведьма и два колдуна. Трое и общага. Общаге было все равно. Костя оценил и неподвижность, и параллельность троицы. Конверт открыл, письмо прочитал. Выбросил. Лихо занимало апартаменты в общаге. И пусть оно было скорее узником, чем жильцом, никто не мог нанести вред любому постояльцу Дома Чудовищ. Так было, и так будет.
Существо с десятиметровыми крыльями