Сэр рыцарь Лис. Андрей Белянин
сем так?
Возможно, мне стоит поправиться, память всё чаще переиначивает мысли старого человека на свой лад. Мне очень хочется успеть довести свои скупые записи до логического конца, тогда, возможно, и ждать этого самого конца было бы не столь бессмысленно. Быть может, это отдаёт тщеславием, но просто сидеть ждать бессмысленно вдвойне.
Небеса не даровали мне великого таланта литератора уровня сэра Уильяма Теккерея или хотя бы миссис Шарлотты Бронте. Их скрупулёзность и дотошливость к каждой детали, длительное описание даже самых случайных персонажей, и близко не влияющих на сюжет, но имеющих право быть, а также долгие, многозначительные диалоги и монологи по нескольку страниц кряду всегда вызывали у меня неподдельное восхищение.
Что ж, если мои записи в сравнении с шедеврами британской классики покажутся придирчивому взгляду читателя слишком поверхностными и легковесными, то мне остаётся уповать лишь на то, что главный персонаж всегда спасёт мой текст, потому что всё это о нём – о благородном рыжем лисе Ренаре…
Именно поэтому в связи с вышеизложенным я обязан, как истинный англичанин, сопровождать каждый свой рассказ небольшим экскурсом в прошлое. Всё началось ещё до моего рождения, когда в конце тысяча восемьсот двенадцатого года комета, пролетавшая над нашей планетой, вдруг (хотя папа римский уверен, что исключительно по воле Божьей!) способствовала появлению на Земле разумных животных.
Тех самых, которые постепенно стали неотъемлемой частью населения нашей великой империи, а впоследствии и подавляющего большинства цивилизованных стран. Наш мир электричества и пара вдруг оказался вполне себе готов к таким радикальным изменениям.
Люди и звери сумели вместе перевернуть новую страницу. И теперь вряд ли хоть кого-то могли бы удивить поющие кебмены-кони, портовые киски, русские медведи в личной охране британской королевы, доберманы в полиции, еноты – разносчики газет и все, все, все, кто делал наше существование ещё более человечным. Если такое возможно…
– Шарль?
– У вас пять минут на умывание и переодевание.
– Да пресвятой электрод Аквинский! – Я успел вскочить, скидывая одеяло на пол и в прыжке ловко попадая обеими ногами в тапки. – В конце концов, не забывайте, кто платит вам жалованье!
– Моё жалованье поступает на мой банковский счёт вне зависимости от ваших пожеланий, – сухо откликнулся он. – Через четыре минуты жду вас внизу. Классический бокс не терпит долгих перерывов.
– Но потом я наконец-то получу свой кофе по-бретонски?
– Три минуты.
…Со времени трагической смерти моего учителя месье Ренара, Ренье, Лисицына (и ещё с десяток других имён, которые он носил в разных странах) прошло чуть более недели. Первые пять дней, сколько помнится, пронеслись в сумасшедшем угаре из постоянных встреч, телеграмм соболезнования, визитов важных персон, надоедливых газетчиков, адвокатов, предлагающих услуги своих контор, торговцев недвижимостью и прочих.
Если бы не решительные действия инспектора лондонского отделения Скотленд-Ярда сэра Хаггерта, поставившего два полицейских наряда у нашего парадного, они бы меня просто растерзали. Мне не рекомендовали выходить на улицу, поскольку «Таймс» умудрилась первой опубликовать ряд статей на тему: «Нелепая гибель знаменитого сыщика…», «Маленький мальчик – большие претензии», «Наследник Ренара не пожелал встречаться с кредиторами!», «Ученик скрывает факты смерти учителя!», «Он носит имя русского учёного. Совпадение?».
И это ещё только цветочки, если не упоминать до кучи яркий в своём эмоциональном посыле визит бабули. Она заявилась на второй день, разодетая во всё, что нашла подходящим, пьяная в портовую гавань, дабы, как она выразилась, «осмотреть владения внука и вступить в свои права!». Под этим подразумевалось её переселение в дом моего наставника, запуск рук по локоть в его капиталы и воспитательное прижатие меня к ногтю.
– Я одна вырастила этого неблагодарного мальчишку! Я ночей не спала, кормила, поила и одевала недоноска, а он хочет отделаться от меня парой фунтов и бутылкой виски?!
Благо старина Шарль какой-то египетской силой сумел увести её подальше, в ирландский паб, за поворот, через улицу, до того как их заметили вездесущие журналисты. Уже через пять-шесть минут из заведения доносилось слаженным хором:
Oh, frost, frost!
Friere mich nicht!
Friere mich oder meinen Pferd nicht…
Я знал эту песню, тот же донец Фрэнсис периодически исполнял её на русском. В общем и целом там характерный для заснеженной России сюжет о лютых холодах, несчастной лошади и отмороженном (замороженном?) мужчине, который хочет обнять красавицу-жену, но перед этим ему надо напоить своё верховое животное. Кажется, так.
Хотя, Ньютон-шестикрылый, я могу и ошибаться, русский язык слишком сложен для англичанина. Но давайте по порядку, вернёмся к тому серому осеннему утру, которое и задало импульс долгой череде таинственных и жутковатых событий, что происходили со мной вплоть до Рождества. И даже святое предновогоднее чудо отсвечивало белым платьем пера