Художница из Джайпура. Алка Джоши
того, что я при нем упомянула о блохах. Я посмотрела на Малика, но лицо его было бесстрастно. Я выпроводила мальчишку, и мы оба отправились каждый по своим делам.
Вернувшись в комнату с железным молочным бидоном, я застыла на пороге: что-то изменилось. Спрятав руки за спину, Радха стояла у длинного столика, на котором я держала целебные травы. Она покосилась на меня опасливо, точно зверенок. Наверное, что-то натворила и теперь боится, что я ее накажу. Я оглядела пузырьки с лосьонами и маслами, ступку и пестик, мраморную доску, на которой я смешиваю растения и семена. Все стояло не так, как я оставляла. Банку со свежесобранными травами тоже передвинули. А потом я заметила, что в тазике с плюмерией, где я накануне замочила кофточку, не хватает одного цветка. Я посмотрела на Радху, и она прикрыла руками голову. Второй цветок плюмерии красовался в пучке волос у нее на затылке.
– «В-десятых, если хочешь, чтобы клиентки приглашали тебя домой, от тебя всегда должно пахнуть цветами», – лукаво улыбнулась она.
Вчера вечером после первого, второго, третьего и четвертого пунктов я сказала ей, что, в-пятых, нужно сидеть прямо (она горбилась, точно привыкла сидеть на корточках на земле, когда стирала или готовила), в-шестых, не разевать рот (она таращилась на мотороллеры, точно на мартышек, поющих на хинди), в-седьмых, есть с закрытым ртом (она откусывала новый кусок чапати, не дожевав предыдущий, словно неделями голодала), в-восьмых, улыбайся, когда я утром буду знакомить тебя с миссис Айенгар (обычно Радха смотрела встревоженно и угрюмо). Когда я дошла до девятого пункта, она уже доела, и глаза у нее слипались. Я постелила ей на полу у альмиры. Она чесала голову, и я сказала, что спать со мной на кровати она будет лишь после того, как мы выведем блох. Радха не возражала. То ли привыкла спать на полу, то ли слишком устала.
Я много лет жила одна, вдобавок мне еще не доводилось воспитывать ребенка. Объяснить ей, мол, нужно спрашивать, прежде чем что-то взять, или не стоит? В конце концов, она из деревни и не привыкла к городским удобствам, которые я принимала как должное.
Я поставила бидон на стол, улыбнулась Радхе и указала на таз с кофточкой:
– Будь так добра, повесь ее сушиться, а я пока уложу волосы.
Она расслабилась, словно все это время боялась вздохнуть, взяла со стола пузырек и спросила:
– Джиджи, а это для чего?
– Это масло бавчи, – ответила я. – Для роста волос. Тебе не надо, у тебя и так густые.
Она ткнула пальцем в стоящую на красной бархатной салфетке глиняную миску с темно-коричной каймой:
– А это какая-то особенная вещь?
Я отогнала ее от стола, чтобы не трогала старую миску, в которой моя саас смешивала растения.
– Я в ней делаю пасту из хны. Иди повесь кофточку. – Я взглянула на наручные часы и добавила: – И поедем к портнихе. Если успеем до завтрака, она будет торговаться на голодный желудок.
Редкие волосы портнихи, сквозь которые просвечивала изжелта-смуглая кожа, были расчесаны на прямой пробор и собраны в клочковатый узел. Заколов булавками три пары шальвар-камиз, которые мы привезли с собой, она высунулась в окно и крикнула чаю. Через