Перегрузка (испр. перезагрузка). Татьяна Евгеньевна Федорова

      Освобождая вагон, пару раз стукнулась о металлическую ручку, боль растеклась горячим блином по бедру. Будет синяк.

      Тесный левый ботинок сдавил непропорционально длинный большой палец до синяка под ногтем и желтой твердой складки на поверхности, шею покусывал колючий ворот трикотажного платья, лифчик острыми косточками впился в подмышки. Мелкие неудобства по сравнению с болью, которую я весь день укачивала, катаясь по цветным веткам Московского метро.

      Вышла, пошатываясь, то ли от усталости, то ли от смещенного центра тяжести из-за невыносимо массивной рабочей сумки, из которой, как из набитого рта торчали корешки детских тетрадей.

      «Какие тяжелые у детей мысли», – подумала я, потирая свободной рукой ушибленное бедро.

      Парень, всю дорогу проспал, широко раздвинув костлявые колени длинных худых ног и опустив голову в дурацком черном капюшоне так, что лица было совсем не видно. Вышел передо мной из вагона и смачно сплюнул плотную белую слюну на зеленомраморный пол «Щелковской».

      Слегка разбежавшись, описав в воздухе длинную дугу тяжелой сумкой, я ударила его по сутулой спине. Удовлетворение от глухого, сильного звука наполнило меня. Мое педагогическое воздействие достигло, наконец, своего минимализма.

      Он обернулся и посмотрел с ужасом, часто и беспомощно заморгав подслеповатыми глазами. Как никогда сегодня я готова была получить по лицу, и мысленно в приступе мазохизма уже слизывала кровь с треснувшей губы, но он, не сказав ни слова, испуганно рванул к лестнице.

      Выходить из метро в темный зев ставшего недружелюбным города, не было смысла, и я обреченно поплелась к противоположной платформе с лаконичной вывеской «Щелковская».

      До закрытия метро оставался всего час. Нужно срочно решить, что делать дальше. Мысли расползались как слепые щенки, и мне никак не удавалось собрать их в свою черепную коробку. Как в игре «Что? Где? Когда?», необходимо в короткое время найти ответ на вопрос, задуманный невидимым автором письма, а иначе приз уйдет телезрителям, а хрустальная сова улетит, тяжело взмахнув своими недоразвитыми крыльями.

      Вместо чего-то литературного, вроде: "все кончено, вся жизнь распалась на атомы", "уже никогда не будет как прежде", "целый вагон нажитых привычек сошел под откос" в голове каруселью крутилось банальное "за что?"". Было жарко, то ли от пылающей обиды, то ли приливов менопаузы, пот то и дело лился по спине тонкой щекотной струйкой. Слез не было, их придавило тяжелой апатией. Злиться, орать, рыдать есть смысл, когда есть впереди место для шага. Сидя на пепелище бес толку плакать, нужно думать, из чего построить новый дом.

      Чернокожий студент, подняв воротник серого шерстяного пальто, еле заметно танцевал под ним, не вынимая черных рук из глубоких карманов. Точнее напрягал мышцы вероятно красивого тела в такт музыке из наушников. Чужие культурные коды я воспринимаю через фольклор, поэтому мне все гости столицы кажутся сказочными персонажами. Я почти не удивилась, когда не обнаружила «танцующего парня» в вагоне. Представила, как он испарился и тонкой струйкой вышел в окно.

      Человек десять рассредоточились по длинным сиденьям, и я, удобно расположив вещи, стала на коленках проверять детские незаконченные сочинения, которые провозила с собой весь день.

      «Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упopно, стоял посреди их». Князь Андрей ассоциирует себя со старым дубом, не видящим вокруг себя радости весны. Он пустой внутри, как это умирающее дерево. Его съели изнутри сомнения и печали. Так ничего хорошего у него и не получилось» – писала Алина, угрюмая и нелюдимая девочка из 11а, я мысленно видела межбровную складку ее напряженного лица.