Год, когда мы встретились. Сесилия Ахерн
себя попусту накручивать.
– Как поживаешь, ножки-макарошки? – спрашиваю я, отпирая дверь. – Мы же с тобой с прошлого года не виделись!
Я болтаю, а сама поглядываю на твой дом. Ничего не могу с собой поделать, это вошло у меня в привычку. Натуральный обсессивно-компульсивный бзик – перед тем как сесть в машину, или войти в дом, или просто оказавшись у окна, я непременно должна посмотреть туда. Причем днем там ничего не происходит, во всяком случае с твоим участием. А так, конечно, периодически я вижу твою жену, и дети шастают по своим делам. Иногда я вижу, как ты раздвигаешь занавески или идешь к машине, но это все. Сама не знаю, что я там высматриваю.
– Ты рассказала папе, какие мы с тобой кексики испекли на той неделе? – спрашиваю я у Зары.
Она снова кивает, и я понимаю, что веду себя в точности как отец. Наверняка эта идиотская манера сбивает ее с толку, но, как видно, я успела заразиться.
Так мы с папой и общаемся, используя ее как посредницу. Обращаемся к ней, вместо того чтобы напрямую разговаривать друг с другом. И я рассказываю Заре, что на Новый год у нас отключили свет, что я встретила в супермаркете Билла Галлахера, он, оказывается, вышел на пенсию, и еще кучу всякой ерунды, которая ей на фиг не нужна. Некоторое время она нас слушает, потом ей это надоедает, и она убегает играть.
– Твой друг опять вляпался в неприятности, – замечает папа.
Мы пьем чай с печеньем, оставшимся от моих гигантских рождественских запасов, которые я методично уничтожаю, и смотрим, как Зара роется в ящике с игрушками – я держу их специально для нее. Она высыпает на пол коробку с лего, и я не могу разобрать, что он говорит.
– Какой друг? – встревоженно спрашиваю я.
Папа кивает головой на окно, из которого виден твой дом.
– Ну, этот тип, как его зовут-то?
– Мэтт Маршалл? Он мне не друг, – возмущаюсь я. Что ж такое, нигде от тебя нет спасенья.
– Ну, тогда твой сосед. – Он пожимает плечами, и мы оба снова смотрим на Зару.
Повисает такое долгое молчание, что я наконец не выдерживаю и говорю, что первое в голову пришло:
– А что он сделал?
– Кто? – очнувшись, спрашивает папа.
– Мэтт Маршалл, – сквозь зубы цежу я. Меня злит, что я вроде как проявляю к тебе интерес.
– А, этот. – Такое впечатление, что мы час назад это обсуждали. – На него куча жалоб за новогоднее шоу.
– На него всегда куча жалоб.
– Ну, на этот раз, похоже, их больше обычного. Все газеты о нем написали.
Мы снова умолкаем, и я думаю о твоем шоу. Ненавижу его, никогда не слушаю. Точнее, раньше не слушала, а в последнее время начала, мне стало интересно, вдруг есть прямая зависимость между тем, что ты обсуждаешь, и состоянием, в котором возвращаешься домой, потому что ты не каждый вечер надираешься в лоскуты. Только три-четыре раза в неделю. В любом случае, пока что никакой взаимосвязи не обнаружилось.
– Он, видишь ли, решил встретить Новый год под звуки женского…
– Знаю,