Астра. Юрий Смирнов
Коровина,
Он – биолог (да и этнограф) Лядов.
Люди широких и честных взглядов,
Они сразу же оказались в меблированных комнатах,
Где и стали друг другу крестом и короной,
Птицей и небом,
Золотым самородком и кварцем.
Он обнимал всем своим телом
Всё её тело
На будто бы приличном матраце,
Он ей шептал:
Вот в четырнадцатом я вернусь
Из Тибета, я спущусь с Тянь-Шаня,
Я взлечу с гор Памира орлом одноглавым
И мы займёмся с тобою главным.
Но сейчас мне надо увидеть
Лошадей Пржевальского,
Дромадеров Семёнова,
Хамелеонов Миклухо-Маклая.
Я буду вечно любить Вас, Аглая!
Я буду вечно любить Вас, Николенька.
(Хотя так надоело быть приживалкой
В доме под чёрными клёнами)
Потом было много всего.
Письмо из Западной Индии.
Письмо из Восточной Турции.
Он не вернулся к ней в годы войны,
Не искал её в революцию,
Позабыл о ней в дни разрухи и голода.
Он ещё выглядел относительно молодо
И всё думал о продолжении рода Лядовых,
О наследнике по мужской линии.
Но, скорее, чтобы не тронуться разумом
В мире боевого и трудового оргазма
И красного кровяного инея.
Коровина его не забыла и злилась.
Будто жизнь у неё жизнь украла.
Только раз, на работе,
Поднялась из подвала,
Выпила, крепкое чёрное закурила,
И прочла его имя в свежих расстрельных списках.
Тут же вспомнила, как он брал её за загривок,
Целовал чем-то небесно-синим,
И называл нежно крыской.
Улетела сквозь потолок в бесконечную высь.
И простила.
А ему в это мгновенье
(Чудное и остановись)
Заменили расстрел высылкой.
Выдох
После тайфуна жизнь на острове слаще,
Потому что живых стало меньше,
И каждая песня в сжавшемся круге
Громче,
Каждый танец в венке
Из убитых и раненых листьев
Ярче.
Помнишь Марту?
Она не успела укрыться в землянке.
Я увидал, как она летела
Наперегонки с бамбуковым шпилем церкви
И хохотала.
Хотя это мог быть смех ветра.
А близнецов, рыбаков, охотников на корифену,
Помнишь?
Вон их головы в снова тихой лагуне.
Наши акулы по какой-то причине
Съедают тела, но головы оставляют.
Можно спросить у миссионера,
Но он, к сожалению, просто исчез.
Испарился, как влага цветка
На рассвете.
Будем считать – это чудо.
Как он говорил – вознесение.
Будем молиться его беззащитному богу.
Наш – недостоин гимнов и плясок.
Встающий из океана.
Огромный.
Сторукий, стоглазый, клыкастый.
Он смеётся над нами.
И убивает.
Он дал нам рыбу, батат и кокосы.
А теперь мы как бы платим проценты.
А этот – жалеет.
Гладит по голове.
Говорит с нами, правда, со странным акцентом.
Считает в уме.
Остров,
Мой остров любви,
Оставайся спокойным.
Передавай позывные.
У те алофа йа те ойе фафине лаги.
Аида
Он подошёл к ним
Один
Без оружия.
Сказал, сегодня ещё работайте,
Этот день – мой подарок,
А завтра здесь встанут мои люди.
Вы уйдёте
Или станете моими людьми.
Или будете мясом для псов,
Моих боевых ассирийских псов,
Я ещё не успел их завести.
Я вышел сегодня
Из вавилонского плена.
Вы всё правильно поняли?
Верно?
Повторить?
Это было у входа в «Еврогриль»
Они