Безопасный для меня человек. Чхве Ынён
свободно и неприкрыто гулять между родственниками. Мама поздравляла тетю и умилялась новорожденным, но улыбка на ее лице была пропитана стыдом за свое положение.
– Ты должна хорошо себя вести, чтобы твоя мама родила сына, – наставляла меня бабушка на глазах у мамы.
Я почувствовала, что эти слова обижают маму, но сразу не нашлась с ответом и просто разозлилась на бабушку еще сильнее. Мама попала в тиски этой новой атмосферы. Смеясь над отсталыми взглядами соседки, в глубине души она уже согласилась с мнением старших о том, что сына нужно родить обязательно.
– Она сказала, что постоянно получались девочки, поэтому приходилось делать чистку. Да. Говорит, два раза чистилась. Говорит, что нужно было продолжить род хотя бы так. А дедушка-то души не чает в своем первом внуке… Да. Чуён уже спит…
Нет, я не спала. Разговоры о моем теплом прелестном новорожденном кузене были самым бессердечным и тягостным из всего, что я когда-либо слышала. В конце концов, таков был окружавший ее мир, хотя сама она всю жизнь вопрошала: «Да к чему этот сын?» Взрослые рассказывали мне, что нет на свете родителей, которые не любили бы своих детей, но даже эта истина не была непреложной. Те самые взрослые, которые учили меня никому не вредить и не брать чужое, ради того, чтобы заиметь сына, были готовы на все.
– Твой дедушка сначала даже смотреть на тебя отказывался, потому что ты девочка, – перед глазами снова и снова возникали ухмылки на лицах родственников, произносивших эти слова.
За запертой дверью Хёчжин били бесчисленное множество раз.
Летом в пятом классе я снова увидела, как Кичжун ее колотит. В тот день я зашла к ним домой, чтобы вернуть манхву, которую брала почитать. Их мать сказала, что Хёчжин у Кичжуна. Я открыла дверь в его комнату и увидела, как он, одетый в школьную форму, лупил ее по щекам, прижав к полу. Одной рукой он держал ее за ворот футболки, а другой бил по лицу, осыпая бранью. Хёчжин была миниатюрной, а ее брат отличался крепким телосложением. Не знаю, заметил ли он, что я вошла в комнату, но бить сестру не прекратил.
– Хватит, хватит! – Я попыталась оттолкнуть его от Хёчжин, но моих сил было недостаточно.
Я пошла в зал.
– Там Хёчжин брат бьет! Сделайте что-нибудь!
Мать с уставшим видом легла на диван и ничего не ответила.
– Хёчжин бьет брат, слышите?
– Значит, сама виновата.
– Что? – поразилась я.
– Тебе, Чуён, лишь бы языком чесать. Старшой брат сестру наущает – ты-то тут при чем? Ну, саданет раз-другой, уж не окочурится она.
– Да вы что?!
– Хватит уже! Башка от тебя трещит!
Она прикрыла глаза, видимо, собираясь поспать. Я пошла обратно в комнату Кичжуна. Он стоял над скрючившейся на полу сестрой, пинал ее и продолжал ругать:
– Когда я на тебя смотрю, – он произносил по слову на каждый удар, – меня аж выворачивает, никчемная ты дармоедка!
Воздух в комнате дышал яростью. Вдруг что-то щелкнуло у меня в голове.