В сумерках мортидо. Константин Борисович Кубанцев
м шагу…”
“Люди думают, будто они стремятся к безопасности, но в действительности они стремятся к ощущению безопасности”.
“Стремление к уничтожению приводит в действие вражду и ненависть, слепой гнев и жуткие наслаждения жестокостью и распадом живой плоти. Напряжение, дающее силу этим чувствам, мы будем называть мортидо”.
“Стремление к созиданию и к уничтожению, кульминацией которых является половое сношение и убийство, – это и есть тот первичный материал, с которым приходится работать человеку и цивилизации”.
“Мортидо для нас гораздо загадочнее, чем либидо”.
Э. Берн. “Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных”.
Non missura cutem, nisi plena cruoris, hirudo.
(Только наевшись крови, пиявка отпадает).
“Ну, больной, расскажите – от каких извращений страдаете?”
“Я, доктор, не страдаю… я ими наслаждаюсь”.
Анекдот.
Часть I. Под софитами
Глава I
16 июня, среда.
Поднеся палец к кнопке дверного звонка, Ник на мгновение замер и прислушался. Но было тихо. И тогда он резко надавил на неё.
Дверь отворила девушка. Он была красива и молода.
“Это Оля”, – про себя отметил Ник.
И оказался прав. Оля – младшая и любимая дочь Петра Семеновича Тускланова, известного в Волгогорске врача-хирурга.
Семья доктора – он, супруга и две их дочери – жила в большой трехкомнатной квартире в старом “сталинском” доме в центре города. В таких домах, с высокими потолками и высокими ступенями на лестничных пролетах, с двумя, не больше, квартирами на этаже, жильцов мало. Да и для своего визита Ник выбрал середину дня, когда молодежь или на службе, или, как теперь говорят, совершает шопинг, а немногочисленные, доживающие свой век бабушки и дедушки греют свои искореженные артритом косточки на скамеечках в скверах и садиках, сохранившихся в центре города.
Разглядев девушку, Ник искренне улыбнулся. Копна светло-рыжих волос, что мягкими волнами падала на лоб и уши, голубые слегка раскосые и широко распахнутые глаза, хорошая стройная фигура – привлекали внимание.
По-прежнему широко улыбаясь, Ник сдержано представился: – Майор Поляков. ФСБ.
Он сразу же вытащил из наружного кармана рубашки удостоверение в красной плотной обложке и, не раскрывая, протянул девушке.
– Оля, – представилась девушка. Она неловко повертела фальшивый документ в руках и вернула его и серьезным голосом произнесла. – Проходите, пожалуйста, товарищ майор. Вы, наверное, к папе?
– Да, конечно.
Он знал, что производит приятное впечатление: выразительное, не смазливое, а, напротив, интеллигентное лицо, умные глаза, спортивная фигура, в меру короткая стрижка, однотонная голубая рубашка навыпуск, черные джинсы, легкие и дорогие кроссовки “Найк”.
Она мягко кивнула, приглашая войти, и грива ее рыжих волос заструилась, словно золотой песок под лучами солнца, которое, находясь в зените, врывалось через жалюзи в квартиру, проскальзывало в просторную переднюю и набрасывало на все предметы золотисто-полосатую вуаль. Затем она засмущалась под пристальным взглядом молодого майора – его мужское обаяние не осталось не замеченным, и отвернулась, проходя вперед.
– Извините, по делу, но совсем ненадолго, – скромно сказал Ник ей в спину, стараясь быть немногословным.
Ему хотелось расхохотаться. Он с трудом сдерживал себя. Предвкушение убийства вдруг возбудило его. Он почувствовал, как напрягся его член, скованный плотной материей.
“Подожди пару минут и я выпущу тебя на свободу”, – с удовольствием подумал Ник.
Комната, куда девушка проводила Ника, служила рабочим кабинетом.
Жалюзи на окнах были прикрыты до полумрака. На широком письменном столе лежало несколько журналов с аккуратными закладками. В глубине комнаты стоял еще один небольшой изящный столик, а по обе стороны от него – два тяжелых глубоких кресла, обитых черным велюром. На полу – темный пушистый ковер. Многочисленные книжные полки вдоль стен от пола и почти до потолка были заставлены специальной медицинской литературой.
“Ничего лишнего в интерьере. Обстановка спокойного комфорта, – отметил Ник машинально. – И хорошая звукоизоляция”.
Растягивая паузу, давая понять, что хотел бы остаться с ее отцом наедине, он еще раз внимательно взглянул в лицо девушки, излучавшее искреннюю наивность юности, и поблагодарил. – Спасибо.
Дверь за ней мягко и плотно затворилась. Ник опять представился, повторив, что займет лишь несколько минут.
– Ну, хорошо, хорошо, – без интереса и слегка раздраженно проговорил Петр Семенович.
Вздохнув, как перед чем-то неприятным, он жестом указал на кресла.
Ник сделал два-три шага в указанном направлении, замешкался, дожидаясь хозяина и пропуская его вперед.
Отрепетированная улыбка, смущение и неуверенность