Потом может не настать. Андрей Деткин
день «зону топтает», знает ее законы и повадки, где она, стерва, призы прячет. Хотя ветеран и был ранен, я прекрасно видел, как он чуял гнилые места и аномалии – не хуже мутантов. Направлял меня в обход, где надо, останавливал, а то и возвращал. О его меткости говорил раньше. В общем, решил к нему навязаться, забрать долг энным количеством хабара, а заодно знаний подкопить.
Еще не договорились, а яуже представил, как заруливаю на «бене» в свой Зажопинск. Публика на «центряке» оборачивается, каменеет и перешептываются: «Кто таков?Что за точило? Мне дурно, в глазах темнеет, держите меня, не то грохнуся». Я с кнопочки опускаю «то́нир», сигаретку отстреливаю «турманом». Пацанва бросается подбирать фетиш. Я бровями сдвигаю на лоб очки, и тут меня узнают. У Сохи челюсть коронками лязгает по асфальту, Ритка глаза выпучивает, ноги от слабости подгибаются, рукой за штакетник хватается…
– Две недели, – выдергивает меня из сказки голос с соседней койки. -Четырнадцать дней вполне хватит поднатореть. Если способности имеются, то проявятся, а нет, так и учить нет смысла. Каждый родится, да не каждый в охотники годится, – вождь пальнул в меня оценивающим взглядом.
– Так-то да, – поспешил согласиться я.
«Две, конечно, не четыре, но тоже неплохо за хвост-то собачий». Мы ударили по рукам, и вновь подобревший Чинга предложил обменяться вымпелами. Он сказал, что такая традиция (впервые слышал), надо что-то оставить своему спасителю на память, амулет удачи, так сказать, тот в ответ должен алавердынчик сделать.
Чинга подарил мне пистолет, не тот, что в кобуре на разгрузке носил, а тот, который вытащил из шмотника. Отстегнул предохранительный ремешок и извлек новенькую блестящую беретту. Я же, нищеброд распоследний, в ответочку пошарил по карманам и явил на свет божий зажигалку. Обычную трехкопеечную китайскую, без лейбла, синюю, с остатками газа, с выцарапанной мною лично буквой «С» – Смит, значит. Он даже не поперхнулся. Взял, повертел в пальцах, про буковку спросил, кивнул и убрал в нагрудный карман. Я едва сдерживал улыбку, глядя на то, с каким серьезным видом он принял, обосраться и не встать, мой «вымпел».
Неделю мы еще кантовались на станции. Много мне выведать не удалось. Исследовательский отсек запирался, и доступ туда имели лишь научники. Поговорить удавалось только с Сергеичем. Но он не был в теме. «Да бес их знает, – говорил док, пощипывая усы, – запираются и колдуют. Щелкают какими-то машинками, установками гудят. Время от времени приходят сталкеры, шушукаются с ними в кладовке, что-то друг другу передают и разбегаются».
При свете люминесцентных ламп я рассмотрел физиономию доктора. Сетка сосудов пронизала свекольные щеки и нос, мыльные глаза постоянно слезились, нестриженые волосы лежали копной, трехдневная щетина завершала неопрятный лик пьющего человека. Из семи утренних осмотровон лишь однажды не пыхал перегаром.
Вспоминаю, когда тащили Чинга, он тоже был под градусом. Я еще подумал, что-то спиртяжкой тянет подозрительно, наверное, пузырек плохо закручен, пролился.