Эпитафия. Виталий Борисович Железных
рог. Кидаю дипломат на кресло, сбрасываю с себя оковы рабочих будней: пиджак, галстук, рубашку. Иду в душ, смываю с тела всю недельную рутину, сбриваю щетину, что как символ потраченного впустую времени обступила мое лицо.
“Завтра без опозданий, важное совещание”, приходит сообщение от босса. Щелкаю каналы на телевизоре в поисках нужной программы, на плите свистит чайник, ругань из соседнего мира из-за стены доносится до моей трепетной души. Под канонаду всего этого шума иду на балкон, чтобы вкусить никотин. Перед глазом на горизонте предстают огни вечернего города. Поток людей под окном, движимый невидимой силой, ступает по просторам мироздания, а в центре всего этого движения, все этой жизни, стою я, статичный объект, бесстрастно наблюдающий за всей этой бессмысленностью. Последние копья заходящего солнечного света пронзают солнечное сплетение в груди, выглядит это словно последняя искра жизни этого мира угасает, уступая место искусственному свету города.
Вхожу в спальню, в руке держу красный маркер. На белоснежных обоях над кроватью жирным текстом обвожу надпись, свою последнюю аксиому, что я принял уже давным-давно. Немного отступаю назад, ставлю табурет, прокидываю веревку через стропила балки под потолком, скручиваю петлю. В шкафу висят галстуки на каждый день недели, но продев голову в петлю я чувствую, что этот галстук сидит на мне, как никакой другой. Нет никакого колебания, нет никакого сожаления. Резким движением выбиваю из-под ног мост, связывающий меня с жизнью. Удавка обвилась вокруг шеи, перекрыв доступ к кислороду. Слышу собственные хрипы, чувствую конвульсии своего тела, которое не хочет умирать. Руки инстинктивно хватаются на горло. Прокручиваюсь на 360 градусов, перед взором предстают материальные блага, нажитые годами труда. Тело медленно перестает болтаться и крутиться, взгляд останавливается на последнем послании, оставленным красным маркером самому себе: “Я ебал так жить”.
Квартира 104
«Что же с нами стало…» – говорит Вася, его пустой взгляд устремлен на сорокоградусную жидкость в стопке, стоящей перед ним. Я не отвечаю ему на этот экзистенциальный вопрос, впрочем, он и не ждет ответа.
Отточенным годами практики движением руки переливаю содержимое стопки в свое горло, чувствую, как по кишкам сползает огненная вода. Смотрю на Васю, он все так же сверлит взглядом свой стопарик.
– Че с тобой, Вась? – спрашиваю я.
– Что же с нами стало? Ты глянь, это уже наш привычный ритуал, каждую пятницу мы с тобой, две пьяни, сидим, опрокидываем стопку за стопкой, пиздим обо всем и ни о чем одновременно. Пустой треп. Пустая жизнь…
Он не поднял взгляд, создается впечатление, что он разговаривает с рюмкой водки.
– Заебало… Убери это от меня, – говорит он, отодвигая стопку от себя, – я больше не возьму в рот и ни капли.
Вася встал, я молча наблюдаю за ним. Он подошел к фотографии на стене, на которой улыбается молодой парень, со светлыми волосами и глазами, полными жизни. Да, на фотографии был Вася, точнее его фантомный облик, который он оставил двадцать лет назад. Кажется, я начинаю понимать, что на него нашло.
– Слушай, – говорю я, – ты это, завязывал бы с этим. Я тебе точно говорю, эти мыслишки тебя никуда не приведут.
– Да ты глянь, глянь на меня, – с дрожью в голосе говорит Вася. Я смотрю на него – круглое лицо, обвисшие щеки, угасший взгляд. Он и фотография, как небо и земля.
– Все, братан, я больше так не могу. Заебало. Я говорил так уже дохера раз, но сегодня железно – завязываю, больше пить не буду. – Нарезая круги по комнате процедил он эти слова.
Это уже не впервой. На самом деле это происходит каждую неделю, и я знаю, как играть роль в этом спектакле.
– Согласен, Вась.
– Чего?
– Говорю, согласен, надо что-то менять. И начнем вот с этой дряни, – я указываю на бутылку водки.
– Ты че, серьезно? – говорит он, глазки у него аж немного вылезли из орбит.
– Эта хуйня нас однажды доконает, Вась, хорошо, что ты это вовремя заметил, у нас еще есть время все поменять, —говорю я, пока тащу бутылку к раковине.
– Да… То есть, да! Стой, ты… может оставим, ну на всякий случай, – показывает он пальцем на бутылку, когда я начал наклонять ее над раковиной.
– Не, Вась, я проникся твоими словами, нам точно нужно что-то поменять, – говорю я, продолжая медленно наклонять бутылку.
– Да, так и есть, но… но может не так сразу, понимаешь? Ну то есть я думаю, что времени у нас еще хватает.
– Ты так думаешь? – будто удивленно спрашиваю я.
– Конечно. Давай, прекращай. Где там твоя рюмка… А, вот она! Давай-ка лучше присядем еще.
– Ну хорошо, Вась, но в следующий раз обязательно что-нибудь поменяем.
– Братан, спору нет. Давай, начисляй.
Квартира 150
– О, да! Да! Трахай меня! Давай, не останавливайся! – летят в ухо возгласы стонущего тела подо мной. Ее руки и ноги замком сомкнулись на моей спине. Слева, на комоде, из фотографии в деревянной рамке на нас смотрят