Немножко Северной рабоче-окраинной лирики. Mike Lebedev
уне были. Но не в тот самый день. А в тот день, вернее, в ночь, когда за два года до того Белый Дом этот самый защищали (но от других, от тех, которые потом сами обороняли… в общем, всё сложно), то мы, значит, с папашкой твоим крестным героическим – вот это точно были здесь, вот посмотри в ту сторону…
И вдруг:
– Пап, а ты что – это всё помнишь?!
– В смысле? Ну а как не помнить, если это всё на наших глазах происходило, нам уж по двадцать лет было! Тут уж наоборот, многое забываешь, в нашем-то возрасте…
– А я думал – это было так давно…
Ну не вчера, да. И тут вдруг дошло очевидное: для наших детей и штурм (штурмы) Белого Дома, и, скажем, татаро-монгольское иго – события по времени практически равноудаленные. Потому что это было – ДАВНО.
Или вот другой характерный пример. Тут, значит, болельщики одного популярного московского клуба сильно пригорюнились от того факта, что руководство определило под снос их старый ледовый дворец. Как физически и морально устаревший.
Оставим в стороне градостроительную и коррупционную составляющие процесса сноса спортсооружения. Казалось бы, нам, болельщикам совершенно другой московской команды – нам-то какое дело, пусть крушат и ломают.
Ан нет, дело есть. И дело это в том, что ледовый дворец этот – возводили на наших глазах, и после постройки – выглядел он вполне современно и продвинуто, по сравнению с теми же «Лужниками», к примеру. Что вызывало даже немножко чувство лютой зависти, у нашего-то клуба своего такого дворца не имелось. А теперь, оказывается – он морально и физически устарел. А мы по-прежнему здесь, и даже смотрим хоккей.
Стоп. Кажется, предисловие если что и поясняет, то или не совсем то, или не совсем понятно.
Короче. Я приглашаю тебя, дорогой читатель, совершить небольшую увлекательную прогулку по нашей Северной рабочей окраине и некоторым ее ближайшим окрестностям. Совершить и увидеть места, многих из которых уж давно нет, а если и есть, то совершенно в другом виде.
В этом нет особой ностальгии. Что грустить, ну да, раньше было так, а сейчас иначе, и, кстати говоря, потом будет как-нибудь еще.
Но есть очень легкое и светлое чувство от того, что места эти однажды случились в жизни, и они… И даже не только места. Люди – вот что гораздо важнее, ведь то или иное место на земле – по большому счету фон и декорация, люди – вот что главное, и многие из них – я действительно очень сильно хотел бы, чтоб они были здесь…
В общем – вперед. Путешествие начинается. Смотрите и слушайте внимательно, я расскажу вам много интересного, чего не расскажут другие! Просто я это всё – очень люблю.
«Старый лифт»
Когда я был маленький, то бабуля моя проживала в этом огромном «сталинском» доме на Войковской, ну знаете, угол Космодемьянских и Ленинградского шоссе, даже номер его звучал основательно: «Восемь дробь два», это вам не «корпус» и не «строение».
Нет, он и в самом деле огромный. Семь этажей. Двадцать подъездов. И если бы квартир было не всего по две на этаже, потому что квартиры большие – этих квартир была бы тысяча!
А внизу – и чего только нет! Булочная, бакалея, овощной, почта, ателье… ателье, кажется – даже два было! Может, не ателье, но чего-то точно было два. И всё это, пока идешь, нужно внимательно рассмотреть. А если вечером – то рассмотреть еще и троллейбусы, которые вдоль дома на ночь останавливаются, их тоже десяток умещается! Опускают свои «рога» и спят, как диковинные жирафы.
Да, огромный был дом. Был. Сейчас он меньше, и заметно. Это можно доказать с цифрами на руках.
Вход в подъезды со двора, а проходная арка от метро довольно далеко. Так вот, путь от подъезда до метро у нас с бабушкой занимал ровно 20 минут. Это точно, бабушка не терпела опозданий, и когда она вела меня в детский сад, мы из квартиры выходили всегда точно в 7.20, а точно в 7.40 мы стояли на платформе метро и смотрели на электронные часы. И это еще бабушка всегда торопила – «Миша, шагай быстрей, не смотри по сторонам, не отставай!»
А теперь? А теперь я выхожу из метро, делаю два с половиной шага до арки, потом еще два до подъезда, потом курю, глядя на наши окна, потом обратно, смотришь на часы – десять минут на всё про всё.
Это следствие Теории относительности Эйнштейна. Время летит быстрее, а пространство сокращается. Но не вообще, а твое личное. А потом однажды о-па – и пролетает и сокращается окончательно. И пространство, и время.
К бабушке я любил ездить, ну конечно, ну столько же всего интересного в коммуналке ее! И телевизор, который не начнет работать, пока кулаком сверху не получит, и дедова кровать, огромная, как флагманский корабль, и «чисельник» в красном углу, и сухари неизменно в старой, поколоченной супнице… сухари вкуснее всего! Ни у кого такие не получались, хлеб у бабушки вообще никогда не пропадал, но было бы странно для тех, кто родился в достопамятном 1913 году, хлеб… Сухарей насушить, еще голубям в сквер «у Волкова» отнести, но не пропасть, нет.
А телефон на стенке еще висящий, это уж при мне его поменяли на модный, на полочке. А то висел. И орать надо громко, если звонят соседям: