В эфире. Рубен Самвелович Аракелян
создавать. А все потому, что ты и тебе подобные слишком твердолобы, чтобы понять.
– Понять что, Канцлер? – спросил Йорик, гордо выпрямившись еще сильнее, хоть это уже и не было возможным.
– То, что под лежачий камень вода не течет. Вон, даже акведук пришлось соорудить. Чтобы вы, наконец, поняли эту простую истину.
Сидевший напротив мужчина, напоминавший больше камень, нежели человека, пристально смотрел в глаза арестанту, извлекая из-под стола все новые и новые предметы. Вслед за черным кожаным бумажником на холодную металлическую, отполированную до блеска, крышку стола аккуратно опустился перочинный нож, погруженный в герметичный целлофановый пакет, отдельно четки в виде браслета, отдельно бусы из того же камня, и еще небольшую металлическую пластинку с выдавленным на ней изображением. Он на мгновение задержал последний предмет перед глазами, после чего, все так же беспристрастно взглянул на сидевшего напротив. И хоть на его каменном лице не пошевелился ни единый мускул, во взгляде отчетливо читался вопрос.
– На удачу, – ответил молодой человек, пожав могучими плечами.
Мужчина будто бы вспомнил о чем-то важном, что ускользнуло из его памяти и, снова запустив руки под стол, извлек еще один целлофановый пакет, в котором был длинный и тонкий предмет, очевидно, изготовленный из дерева или похожего материала. И снова этот взгляд. Он словно считал ниже собственного достоинства добавлять к нему какие бы то ни было эмоции, а адресат, которому этот взгляд предназначался, непременно должен был наделить его посылку смыслом. При том, обязательно правильным и подходящим. Тут второго быть не могло по определению.
Арестант не торопился с ответом. Он медленно переводил взгляд с закованной в пакет палочки на каменное лицо мужчины и обратно. В его голове было столько мыслей, столько способов он себе представил, как с помощью этого самого предмета высвобождается из оков, приковывавших его к ножке стола, а потом делает страшные вещи, которые, в сущности, страшными являлись лишь для него, этого человека из камня, так пристально глядящего сейчас через стол. Удивительно, но при всей сложности и неприятности ситуации, он не испытывал к нему, человеку напротив, ничего хоть сколько-нибудь особенно негативного, даже напротив, непробиваемость и монументальность последнего в какой-то степени вызывала уважение. Но все свои действия он мог лишь представлять, так как в пространстве вокруг недоставало одного, особенно важного элемента, пожалуй, даже самого важного из всех, и от осознания сего факта кровь внутри буквально бурлила и закипала.
Мужчина в бардовой рубашке и черном галстуке слегка приподнял брови, словно повторяя свой собственный беззвучный вопрос. Это была первая эмоция, появившаяся на его лице с того момента, как он открыл эту дверь и вошел в допросную комнату. Молодой человек снова пожал плечами.
– Это палка, – сказал он, стараясь произнести это как можно более безразлично.
– Очевидно, –