Аутодафе. Николай Иванович Евдокимов
и распущенность,
И любовь, что плыла во мне.
Что-то тонкое, дружба и призраки
В этом доме с моим приездом.
Моя ревность, измены и признаки
Невосполненности при отъездах.
Это было всегда неизменно,
Это чувство не прерывалось,
Неприязненность и измена
Лишь налетом больным оставалась.
Это имя как звук при ударе
Джека-Жека – как посвист в пролете.
Это пятнышко в ровном загаре,
Это зов утонувших в болоте.
«Как из сказок камины…»
Как из сказок камины,
Как из юбок колени,
Выползаем на льдины
Наших встреч в понедельник.
А глазища, как рыбы,
Недоверчиво, жутко,
Вечер зимний осипло
Вырастает под юбкой.
Что-то делают ноги
В перекресте неровном,
И замерзшие боги
Оживают в капроне.
«А букеты, как сигареты…»
А букеты, как сигареты,
Дымно в вазе, спившись, стоят,
И пожарищем ржавым жабою
Помидорно смотрят из ваз.
Прикоснувшись к ним, отшатнувшись,
С тихим стоном в гнилых зубах
Удаляешься вглубь и тихо,
Смотришь нагло, как беглый раб.
Как в кино, экранно, капризно
Будешь мне потом долго пенять.
Сопричастная грубым софизмам,
Головою качать, укорять.
Надышавшись от сигареты,
Насмотревшись кина и цветов,
Будем ждать, будем в зиму и лето
У порогов чьих-то торчать.
Аутодафе
Ты в желтом вся и вся в пуху.
Какая скатерть в клеточку!
Невыносимо. Пьем. В паху
Чего-то бьет и вертится.
Сегодня, может быть, за все,
За все воздастся фатумом.
И кружка звякает и льнет,
И клеточки и атомы.
Но это все – рояль, кафе —
Шокирует и радует.
В пухово-желтом аутодафе
Часы, иссякнув, падают.
И снова пусто, чистота
Зальет, захватит, слопает.
Ее здесь нет, надрез листа.
И двери, хмурясь, хлопают,
И я, как еретик изнеженный,
В остроконечной шляпе зонтиком,
С потушенной свечою бежевой
Вступаю на сожженье желтенькое.
И двор, и чернь, и королева
Прощаются со мной, позевывая.
Сползаю с раковины влево,
Захлебываясь и сплевывая.
«Клавиатура – кладбище звуков…»
Клавиатура – кладбище звуков,
Вытянувшись, выпившись жадно и хмуро,
Следим за потрескавшимся лицом у печки
Со сложенными руками. А печка
Не греет, а за окном ветер.
Это праздники зимние.
Сейчас будем пьяны.
Дом деревянный старинный,
Пианино, вялость, шаги, зябко.
Бодрящий голос сыплет
И пьяный ком – на снег, в мороз.
Трубы мягкие охапки дыма
Раскладывают на холодной синеве горизонта.
Теплые комочки женских движений
Выпадают из санок, касаются рук,
А из теплых дверей выплывают тени
Стульев, музыки, мягких звуков.
Через день в электричке, в сонной вате
Кто ж отважится вспомнить – а были пьяны —
Невнятные потные губы. Пропахшие платья
Завернуты, сложены в поля и карманы.
«Как негоже быть лысым…»
Как негоже быть лысым,
Как нерадостно – старым.
Даже здания крыши
Носят чубом кварталов.
Даже руки-морщины,
Как броню от желанья,
Даже озеро льдины,
Даже женщины платья,
Даже грешные слухи
Недомолвки, молчанья,
И ворчливо старухи
Носят