Мой желанный враг. Лена Сокол
выходя из дома, когда соседи шептались ей вслед.
Все об этом знали. Весь район.
Прошло еще немного времени, и об этом стали говорить в школе.
К тому времени я больше не сидел под дверью каждый раз, когда дома случались пьяные оргии. Отец запирал нас в комнате, а я выпрыгивал в окно и не возвращался домой всю ночь. Мать по-прежнему печально прятала свои синяки и слезы, а мне все меньше хотелось возвращаться домой.
– Ты полное ничтожество, – презрительно оглядев меня, бросил отец, когда я вернулся из школы побитым.
Мне в тот день пришлось избить всех, кто говорил гадости о моей матери, но он, конечно, не мог знать этого. Все, что его интересовало, это его собственное удовольствие, старые местные шлюхи и бухло, запахом которого пропитался буквально весь наш дом.
И я не стал отвечать ему ни слова.
Набросился, как молодой лев накидывается на старого вожака, и, не помня себя, стал молотить кулаками: в лицо, в грудь, в живот. Я знал, что этот урод пропил все свои навыки и не сможет ответить мне достойно, поэтому вкладывал в каждый удар всю свою ярость, всю боль и всю ненависть.
Очнулся я в тот момент, когда тишину комнаты прорезал вой матери. Она бросилась на него, стала обнимать, целовать. Она гладила его лицо и умоляла очнуться. Отец лежал в луже собственной крови, беспомощно закатив глаза, а мать, скривившись от злости, осыпала меня проклятьями и приказывала убраться прочь.
Меня трясло: от адреналина, от боли, от привкуса крови на зубах. Мне хотелось добивать его ногами, рвать на части, втаптывать в пол, но ее слова – они отняли у меня последние силы.
Я просто развернулся и ушел из дома. Навсегда.
Тогда-то мы и познакомились с Виком. Мне негде было ночевать, и я шатался по улицам от одной тусовки и пьяной компании до другой. Зарулил в темный переулок и вдруг увидел, как трое отморозков прессуют какого-то тощего хлыща, который вышел из клуба, чтобы отлить. Попытался заступиться за него. Зачем? Сам не знаю. Помню лишь, как сказал им что-то дерзкое, и тут же завязалась драка. Воскресенский хоть и был богатеньким дрищем, но дрался отчаянно и не боясь запачкать свой выглаженный забавный костюмчик.
В тот день нам нехило наваляли, но мы получили больше – дружбу, которая связала нас навсегда.
Вик договорился с родителями, и мне разрешили пожить в их доме, пока я полгода доучивался в школе. Это был большой загородный особняк, окруженный раскидистыми яблонями. Семья Вика была состоятельной и дружной: семейные обеды и ужины, веселые праздники в тесном кругу – все то, что было ненормальным для меня, мальчишки, выросшего в атмосфере звона пустой стеклотары, запаха перегара и отборных тумаков, сыплющихся на него минимум дважды в неделю.
С матерью мы, конечно, встречались потом – в школе. Она подходила ко мне после уроков и уговаривала, чтобы я вернулся и извинился перед отцом. Я смотрел на нее с жалостью и не понимал, что такое сильное может удерживать ее рядом с этим чудовищем все эти годы?
А потом я сам стал чудовищем.
Когда