Цастроцци. Перевод Александра Волкова. Перси Биши Шелли

      ISBN 978-5-0055-7487-9

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      От переводчика

      Этот перевод юношеского романа Шелли я выполнил в совсем молодом возрасте, в 2012—2013 годах; теперь, спустя определенное время, я смотрю на свою работу взглядом стороннего наблюдателя, и мне кажется, что между автором и переводчиком произошло определенное совпадение: оба были молоды и полны амбиций; при всем несовершенстве за каждой строкой и оригинала, и перевода видится неподдельная увлеченность. Шелли довольно быстро отошел от сочинения прозы; в моих нынешних переводческих интересах литературная готика также занимает, мягко говоря, не самое первостепенное место – хотя когда-то мне казалось, что любовь к ней останется со мной навсегда. Но сейчас мой давний перевод пробудил во мне теплые чувства – ведь я словно краем глаза заглянул в прошлое и мельком увидел прежнего себя. Поэтому, пересматривая текст перед публикацией, я постарался сохранить в нем это ощущение юношеского энтузиазма.

      Фамилия заглавного героя романа в моей передаче несколько отличается о того варианта, который чаще встречается в русскоязычной литературе о Шелли. Однако мне показалось неслучайным, что Шелли в фамилии «Zastrozzi» троекратно использовал букву «z» – не самую широкоупотребительную в английском языке. Этот фонетический и графический экзотизм я попытался передать, трижды повторив букву «ц» – не самую широкоупотребительную в языке русском. Кроме того, передача начального «z» в итальянских фамилиях при помощи «ц» – способ хоть и устаревший, но допустимый; чего не скажешь про использование с этой целью буквы «з». Из схожих соображений я передал имя «Julia» как «Юлия» – такой вариант, как мне кажется, создает некую «старинность», напоминая о ранних русских переводах «Ромео и Джульетты».

      В патетические моменты герои Шелли неожиданно и не вполне систематично переходят с «you» на «thou»; эту черту я воспроизвел в переводе. Поэтому если читателю покажется странным чередование «вы» и «ты», спешу предупредить – это точная передача особенности оригинала. Свой перевод я изначально делал без расчета на публикацию, и единственным «русским читателем», на чьи вкусы и привычки я тогда ориентировался, был я сам. В перевод я регулярно вводил словесные обороты, заимствованные из русской прозы эпохи романтизма; возможно, употребление некоторых из них может показаться странным, но во всех случаях оно освящено традицией, пусть даже и изрядно позабытой. Наверное, в силу этого русский текст выглядит более «старинным», нежели английский; но свою задачу я видел не в том, чтобы адаптировать перевод под современность, а в том, чтобы юношеский роман Шелли в моей передаче предстал этакой романтической, даже ультраромантической диковинкой, местами курьезной, но не лишенной своего особого обаяния.

      Глава I

      Отторгнутый от всего, что было дорого ему на свете, гонимый тайными неприятелями, отринутый фортуной – таков был злополучный Верецци!

      Стояла тишина; густой сумрак окутывал очертания предметов, когда, движимый яростным мщением, Цастроцци появился у входа в трактир, где безмятежно спал Верецци.

      Он громко кликнул трактирщика. Трактирщик, которому само имя Цастроцци внушало ужас, с трепетом повиновался призыву.

      – Ты знаешь Верецци, итальянца? Он остановился у тебя.

      – Он здесь, – ответил трактирщик.

      – Его я обрек на гибель, – объявил Цастроцци. – Препроводи Уго и Бернардо в его комнату; я буду рядом, чтобы не допустить вероломства с твоей стороны.

      Они осторожно поднялись, успешно выполнили свое коварное намерение и доставили спящего Верецци к карете, которая должна была переправить жертву возмездия Цастроцци в назначенное место.

      Уго и Бернардо подняли мирно спящего Верецци в карету. Несколько часов они стремительно мчались вперед. Верецци по-прежнему оставался погружен в глубокий сон, пробудить от которого его не могли никакие передвижения.

      Цастроцци и Бернардо были в масках, как и Уго, принявший обязанности форейтора.

      Было еще темно, когда они остановились на небольшом постоялом дворе возле отдаленной и безлюдной вересковой пустоши и, едва дождавшись перемены лошадей, вновь пустились в путь. Наконец, наступил день – дремоту Верецци по-прежнему ничто не нарушило.

      Уго со страхом спросил у Цастроцци, какова причина столь необыкновенного сна. Цастроцци, хотя и был хорошо знаком с подобным явлением, мрачно ответил:

      – Не знаю.

      Они быстро ехали в продолжение всего дня, над которым природа словно бы задернула