Критика чистого разума. С комментариями и иллюстрациями. Иммануил Кант
ющего мира, накопления опыта и его осмысления, а сам превратился в большой вопрос, откуда он что знает, понимает, мыслит, почему вообще стал человеком. После коперниканского поворота уже нельзя было гордо говорить “Я много поработал, поэтому мои знания достоверны”, но следовало ставить проблему: “Каковы те предпосылки, которые сделали мое сознание независимым, которые позволили мне иметь убеждения и надеяться, действовать и мыслить дальше?” Без Канта поэтому не было бы ни Дарвина, ни Эйнштейна, ни привычных нам космических полетов и компьютерных сетей, или всё это возникло бы с опозданием.
При этом у Канта были и при жизни, и после смерти противники и ненавистники. Так, следующие поколения немецких философов, идеалисты, как Фихте, Шеллинг и Гегель, клялись, что Кант для них это всё, это философия как таковая, но некоторые утверждения Канта казались им слишком смелыми. Например, Кант утверждал, что вещь сама по себе непознаваема, “вещь в себе”, вещь как таковая: потому что мы воспринимаем данные о вещи, вроде ее цвета или формы, но не можем схватить и вместить в наш ум “таковое” этой вещи. Вместить умом чужую сущность – это всё равно как запихнуть в папку не документ на владение гектаром, а сам гектар земли. Но немецкие последователи Канта предположили, что с нашим умом могут происходить невероятные приключения, так что он вместит и сущности: например, если мы можем познать себя, можем познать и целый мир. Так возникло явление “континентальной философии”, философии Франции, России, Германии и других европейских стран, исходящей из того, что наше сознание вдруг может стать совсем другим, не таким как раньше, – тогда как противостоящая ей “аналитическая философия” англоязычного мира пытается быть верной строгому Канту, адаптируя его к современным проблемам, таким как искусственный интеллект.
Но начнем с самого начала. Кант был немецким профессором, строго университетским человеком с юности, не мыслившим жизни вне университета. Научным исследованиям он подчинил и распорядок дня, и самый быт строил как существование при университете – его скромная жизнь напоминает нынешних ученых, готовых ночевать на раскладушке в лаборатории, пока длится эксперимент. Родился он и прожил всю свою жизнь в Кёнигсберге, нынешнем Калининграде, его отец, имевший шотландские корни, изготавливал конскую сбрую, и подростком Кант должен был много помогать часто болевшему отцу. О школе Кант сохранил только самые плохие воспоминания, как о каторге: постоянное заучивание наизусть античных поэтов и библейских книг хотя и развивало память, но не позволяло знакомиться с новейшими научными открытиями. Свою первую работу, “Мысли об истинной оценке живых сил”, он написал в 20 лет, причем не на академической латыни, а на родном немецким, что было довольно дерзким для начинающего исследователя (примерно как сейчас создать вместо научной статьи видеоблог с демонстрацией экспериментов перед камерой) – и хотя она страдала обычными недостатками юношеских работ, многословностью, переусложненностью терминологии, чрезмерным отвлечением на частные сюжеты, в ней уже в зародыше была будущая большая мысль. Молодой Кант рассуждал примерно так, что мы всегда отличаем живое от мертвого, хотя у нас нет достаточных опытных знаний, например, мы не разобрались, живые или мертвые кораллы или полипы – следовательно, кроме опытных знаний, в нас есть некоторая разумная “метафизическая” способность, порождающая необходимые категории для нашего знания. Когда Канту было 22 года, умер его отец, и ему пришлось взять на себя попечение об осиротевших братьях и сестрах, и зарабатывать уроками, разъезжая по окрестностям Кёнигсберга. Только через восемь лет он смог вернуться свободным человеком в университет, защитить диссертацию и приступить к преподаванию.
Вступив на кафедру, он публиковал, иногда анонимно, естественнонаучные сочинения о том, например, менялось ли положение оси земли относительно орбиты или существуют ли другие галактики. Кант исходил из того, что поскольку о прошлом вселенной у нас нет достоверных свидетельств, мы должны предполагать, что само ее состояние могло быть другим – так, философ предположил, что вселенная изначально была облаком пыли, и что небесные тела оформились благодаря силам притяжения и отталкивания. Кант всегда делал неожиданные выводы из самоочевидных вещей – планеты Солнечной системы, орбиты которых лежат на одной плоскости, напомнили ему вращающуюся юлу – а значит, сказал он, солнечная система была изначально быстрым вращением постепенно скомковавшегося облака, и за Сатурном должны быть еще планеты – эта гипотеза потом была подтверждена астрономом Лапласом. Канту при этом не всегда везло – Кенигсберг считался провинциальным городом, большая часть жителей, включая его родителей, были привержены пиетизму – строгой версии протестантизма, запрещавшей развлечения и излишнюю пытливость, а книги Канта долгое время с трудом расходились и редко попадали к французским или английским коллегам.
Канон преподавания в немецких университетах XVIII века создали Христиан фон Вольф (германский учитель нашего М. В. Ломоносова; Вольф и ввел моду писать по-немецки, а не по-латыни научные труды) и Александр Баумгартен. Если кратко, этот канон требовал давать исчерпывающее освещение любой дисциплины: учебники по всем наукам строились как пособия по геометрии, где есть аксиомы, теоремы, задачи, гипотезы, доказательства,