Честность свободна от страха. Саша Фишер
к работе. Выйти из закрытой территории ребенок мог, только когда присматривавшие за подрастающим поколением бабки и детки решали, что он достаточно взрослый, чтобы не мешаться под ногами, быть почтительным и приносить пользу. Если же доверия сорванец не оправдывал, его возвращали обратно. На довоспитание. Так и здесь – мы рады тебе, дорогой новый подданный, вот тебе почти настоящий город, научись вести себя в обществе, прилежно работать и учиться и быть полезным нашему государству. Тогда мы откроем железные ворота и выпустим тебя на свободу. У Шпатца было сложное чувство. С одной стороны, да как они смеют меня так ограничивать?! Это же тюрьма! С другой… Мощеные дороги, люфтшиффы, вагены всех размеров, уличное освещение, идеальный порядок. Может они знают, что делают?
Шпатц шумно выдохнул и уперся лбом в кулаки. Он не все сказал инспектору Боденгаузену. Да, его мать умерла, утонула в кровавой рвоте и захлебываясь кашлем. Только сбежал он в ночь ее смерти не потому что поругался с отцом. А потому что она кое-что успела ему сказать. Задыхаясь. Закатывая глаза. “Шпатц, милый, я почти мертва. Возьми в шкатулке письмо для тебя и деньги и уходи…” Потом вбежали отец и доктор, его оттолкнули от кровати, и когда Шпатц ушел, никто даже не заметил. Он распечатал конверт в темной конуре под крышей случайного кабака.
“Шпатц, любимый и единственный мой сын. Я должна была сказать тебе это много раньше и глядя в глаза, а не так – ты читаешь эти строчки, а я умираю или уже умерла. Мое настоящее имя Пфальц-Катрин-Блум штамм Фогельзанг, и я происхожу из очень знатного роды Вейсланда. По праву крови ты должен носить эту фамилию, и я хочу верить, что когда-нибудь обязательно будешь. Я не просто так умираю, меня убили. За это не надо никому мстить, это и есть месть. Мне. Поверь, я заслужила. Я и так украла у судьбы много лет пусть не безоблачного, но счастья. Увы, у меня нет сил и возможностей рассказать тебе сейчас все, что тебе нужно знать, но я верю, что ты сможешь справиться сам. Не можешь не справиться. Прости, но тебе придется покинуть место, которое ты считаешь домом. У тебя нет времени ни на что – постарайся больше не ходить по привычным местам и уезжай прямо сейчас. Дорогами, которыми никогда не ходил. Отцу, друзьям, Джерд, братьям и сестрам объяснишь потом. Когда останешься в живых и вернешь себе имя. Подай прошение на гражданство Шварцланда. Назови мое имя как причину, этого должно быть достаточно. Если нет, сделай все, что необходимо. Ходи по команде, прыгай по команде, ходи на четвереньках. Все, что пожелают эти изуверы на границе, только бы они впустили тебя. У меня спутаны мысли, я надеюсь, что пишу хотя бы связно. Прошу, делай, как я сказала. Твое настоящее имя защитит тебя. Сожги письмо, когда прочитаешь. Прощай. Мама”.
Он смотрел тогда, как пламя облизывает лист бумаги, как чернеют его края, как исчезают неровные буквы, торопливо написанные маминой рукой и думал, что, кажется, ждал чего-то подобного. Ему хотелось заплакать, но вместо этого он повторял раз за разом настоящее имя матери. Его пропуск