Казачество и власть накануне Великих реформ Александра II. Конец 1850-х – начало 1860-х гг.. Алексей Волвенко
изиса статусного положения казачества и экономии военного бюджета империи. Внедрение в жизнь основных идей упомянутой программы сопровождалось определенной корректировкой курса из-за позиции казачьей элиты и части рядового казачества по принципиальным, с их точки зрения, вопросам военной службы, землевладения и управления. Опыт взаимодействия государства и казачества, фиксируемый в 1860—1870-х годах, на наш взгляд, демонстрировал желание центральных властей во главе с Александром II изменить «природу» казачества и направить если не всех казаков, то хотя бы какую-то их часть по пути постепенного освобождения от сословности. Первые шаги на пути к «гражданственности» были сделаны властью и казачеством в конце 1850-х – начале 1860-х годов. Именно в это время проявляются основные акторы казачьей политики, происходит обсуждение актуальных вопросов развития казачества и казачьих территорий в чиновной среде и в публичной сфере, вырабатывается конкретный план преобразований в казачьих войсках с гражданским уклоном и пр. Обо всем об этом и пойдет речь в нашей книге. Учитывая, что рассматриваемый период является неотъемлемой частью эпохи Великих реформ 1860—1870-х гг., историографический обзор мы осуществим именно в этом хронологическом диапазоне.
В историографии разные периоды во взаимоотношениях власти и казачества получили неодинаковое освещение как в количественном, так и в качественном выражении. В этом смысле 1860—1870-е годы оказались в ряду тех этапов в истории казачества, которым меньше всего досталось исследовательского внимания. Хотя, казалось бы, все должно быть ровно наоборот. Только в конце XX – начале XXI века, как уверяют авторы недавней историографической статьи, случился «настоящий перелом» в изучении, по крайней мере, истории донского казачества второй половины XIX века и 1860—1870-х годов в частности1. Тем не менее исследовательский задел по данной теме все же имеется и в объеме, достаточном для того, чтобы стать предметом историографического анализа.
Позволим себе несколько предварительных рассуждений. На наш взгляд, большинство работ, близких к избранной тематике, выполнено преимущественно на местных архивных материалах, которые в лучшем случае иллюстрируют связи, складывавшиеся по вертикали, то есть снизу (регион) вверх (центр). Учитывалась деятельность различных местных комитетов и комиссий по подготовке или редакции проектов реформ, фиксировалось, каким образом в том или ином казачьем крае реализовывались уже принятые законы и их влияние на провинциальный уклад жизни, разбирались долговременные последствия той или иной реформы и т. д. Мы же предлагаем в изучении взаимоотношений власти и казачества в 1860—1870-х годах в качестве приоритетного избрать такой угол зрения, при котором акцент смещается в сторону центра. Главное для нас – вопросы о том, в каких условиях разрабатывались планируемые преобразования.
Какие силы и конкретные лица стояли за тем или иным проектом реформы? Под воздействием каких обстоятельств менялись первоначальные планы? Какова степень участия местных казачьих администраций и представителей казачества в готовившихся реформах? Насколько центральная власть учитывала пожелания, идущие снизу, как реагировала на протестное казачье движение и т. д.?
Такой подход не предполагает абсолютного доминирования точки зрения центра на казачью политику при ее анализе и описании, так как исследовательская практика показывает, что зачастую принятие того или иного важного решения даже на самых верхних этажах власти основывалось на многих факторах, в том числе и регионального характера. Тем не менее описанный выше подход станет для нас главным критерием при отборе и систематизации историографических источников.
Изучать взаимоотношения власти и казачества с точки зрения «центра» – довольно очевидный исследовательский прием, особенно применительно к эпохе Великих реформ. Почему же он оказался мало востребован в исторической литературе? Во второй половине XIX – начале XX века история казачьих войск успешно разрабатывалась краеведами, военными и гражданскими статистиками. Недавние же события правительственной политики не рассматривались ими в качестве объекта для изучения, хотя и упоминались2. Профессиональные историки, в том числе специализирующиеся на военных вопросах, занимались преимущественно Средневековьем и ранним Новым временем, и тема казачества их интересовала исключительно в контексте становления Русского централизованного государства, расширения Российской империи, а также внешней политики и социального противостояния. История казачества, тем более отдельных войск, не разбиралась ими отдельно. Наиболее близко к этому подошел лишь Н.И. Костомаров. Видимо, недаром именно с ним по инициативе донского журналиста и общественного деятеля А.А. Карасева донская администрация вела переговоры о написании «Истории Донского войска», в итоге ничем не закончившиеся3. К концу XIX века так никто и не задался вопросом, аналогичным тому, который поставил В.И. Семевский в своей известной статье «Не пора ли написать историю крестьянства в России?» (1881), но только по отношению к казачеству4. В начале XX века настоящий прорыв в «казаковедении» был совершен в рамках реализации государственного проекта, приуроченного к столетию образования министерств в России. Его результатом стали внушительные четыре части