Последняя из Лунных Дев. Барбара Дэвис
исполнить перед ней. Столь очевидный контраст трудно было оставить без внимания.
– Обещания по наследству не передаются, – тихо произнесла Лиззи. – Это так не работает.
Но он лишь пожал плечами, снова улыбнувшись:
– Мое обещание, мои правила. Я, пожалуй, перед уходом заколочу тут дверь. Просто ради безопасности. На следующей неделе мне доставят пиломатериалы. Как только закончу с теплицей – возьмусь за кровлю и чердак.
– Я же только что сказала: у меня нет денег, чтобы платить тебе за работу. И я не могу просить тебя работать бесплатно.
– Твоя бабушка была особенной, необыкновенной женщиной, Лиззи. Она была величайшей души человеком и поэтому всегда заботилась о людях. Не все, к сожалению, это понимали, а в конце ее жизни даже те, кто хорошо ее знал, об этом как-то позабыли. Но я не из тех забывчивых людей. Я чиню теплицу и амбар по той же самой причине, по которой ты сейчас несешь вилы к этим несчастным остаткам некогда цветущего сада. Я не в силах вернуть Альтею или как-то изменить то, что уже случилось, – но я могу позаботиться о том, что она так любила при жизни.
Лиззи едва справилась с желанием отвернуться, спрятать взгляд, потрясенная столь внезапным накалом в его голосе. Или, может быть, именно его доброта и сердечность заставляли ее принять такую оборонительную позицию? Он был рядом с Альтеей у самого смертного одра – там, где должна была бы быть сама Лиззи. И он вправе иметь свое мнение на этот счет.
– Не то чтобы мне было это безразлично, Эндрю. Мне на самом деле совсем не все равно. Но я не могу здесь остаться. Я догадываюсь, что ты об этом думаешь. И знаю, что Эвви думает по этому поводу. Но у меня есть работа – и она в Нью-Йорке. – Она покачала головой, негодуя на себя за то, что чувствует потребность защищаться и оправдываться. – Альтея жила и дышала «Фермой Лунных Дев». А я – нет. Вот почему я ее и продаю. Потому что она должна принадлежать тому, кто будет ее любить так же, как любила она.
Эндрю почесал костяшками пальцев по щетине на подбородке, как будто тщательно взвешивал то, что собирался сказать.
– А Ранна? Ей ферма тоже не нужна?
Услышав имя матери, Лиззи сразу напряглась.
– Мы уже много лет ничего о ней не слышали. Думаю, смело можно сказать, что ей это не интересно.
– Прости, я не знал. Альтея редко о ней упоминала.
– Последнее, что нам о ней было известно, – это что она где-то в Калифорнии и пением зарабатывает себе на ужин.
«И бог знает на что еще», – добавила про себя Лиззи, однако озвучивать не стала. К тому же в этом не было и надобности: все в городе знали про Ранну. Про пьянки и наркотики. Про карусель свиданий на одну ночь. Про частые приводы в полицию. И Эндрю знал это лучше, чем кто-либо другой, поскольку по-соседски наблюдал все это собственными глазами.
Лиззи покрепче сжала рукой черенок вил, стараясь избавиться от воспоминаний. Но они все равно подступали.
Жаркий летний вечер. Толпа перед «Молочным баром». Семейства с детьми. Ребята из их старшей школы, ищущие, где бы затусить в ночь на субботу. Вдруг в конце очереди