Косиног. История о колдовстве. Бром
Быть может, найдутся другие способы…
Однако Уоллес не унимался.
– Правду сказал судья: вы за деревьями леса не видите!
Преподобный Картер неспешно сощурился.
– Судья? Какой судья? Уж не мировой ли судья Уотсон? Ты обсуждал это дело с ним?
– Да, обсуждал, и… и вот, поглядите. Он велел передать это вам.
Достав из кармана сложенный вчетверо лист пергамента, Уоллес ткнул письмом в сторону преподобного Картера, точно ножом.
Его преподобие принял письмо, развернул его, пробежался взглядом по строкам, поджал губы и вдруг, смяв пергамент в комок, швырнул его наземь.
– Этот… человек, – негромко, с заметной дрожью в голосе заговорил преподобный Картер, но тут же сдвинул брови, окаменел лицом точно так же, как в те минуты, когда вел речь о самом Сатане. – Мировому судье Уотсону по душе гнуть слово Божие в любую угодную ему сторону. Здесь его власть не стоит ломаного гроша. Наш приговор остается прежним.
Услышав сие заявление, преподобные Коллинз со Смитом заметно встревожились.
– Но, ваше преподобие, – начал было преподобный Смит, – быть может, нам стоит обсудить это дело…
– Я сказал: наш приговор остается прежним.
Уоллес невольно разинул рот.
– Что… какое вы имеете право?! Кем вы себя возомни…
– Из-за людей наподобие мирового судьи Уотсона, из-за людей, нестойких в вопросах нравственности, я и оставил Хартфорд многие годы назад. И влияния ему подобных здесь, в Саттоне, не допущу. Не допущу! Мой приговор остается прежним. Ты все понял?
– Я… я… я отказываюсь вас понимать! Вы представляете, что со мной делаете? Представляете? – Уоллес едва не сорвался на крик. – Это же против всякого здравого смысла! Судья непременно услышит об этом, и…
– Довольно! – загремел преподобный Картер. – Возьми себя в руки, Уоллес Уильямс! Немедля!
Уоллес зажмурился, скривил губы.
– Таков закон согласно нашей хартии, таков закон согласно заветам Господа, – объявил преподобный Картер. – Не хочешь ли ты сказать, что разбираешься в сих вопросах лучше совета общины?
Уоллес открыл было рот, собираясь что-то сказать, но подходящих к случаю слов подыскать не сумел и ожег испепеляющим взглядом Абиту.
– Завтра приеду на ферму, там и поговорим обо всем этом подробнее.
Абита, не дрогнув, выдержала его взгляд.
– Мне с тобой говорить больше не о чем, – в полный голос, твердо, словно сержант, командующий солдатами, отвечала она. – Слушай, Уоллес Уильямс, слушай внимательно. Держись от меня подальше.
Твердость ее поразила всех четверых, но Уоллеса потрясла до глубины души. Лицо его исказилось в жуткой гримасе.
– Ну нет! С меня довольно! Такой наглости, да еще от женщины, я не потерплю ни за что! – прорычал он, схватив Абиту за руку, сомкнув широкую, мозолистую ладонь на ее тонком предплечье, будто клыкастую пасть. – Ты у меня сейчас же отправишься к шерифу, а уж он позаботится, чтоб тебя как следует высекли да подержали