Одинокие. Константин Борисович Кубанцев

      Вслед за этой банальной истиной напрашивается такая фраза: «А у нас, в России, чаще». Но, конечно, нет. Конечно, это не так. И в России, как и везде, умирают все, то есть – сто процентов людей. (Но вот у нас почему-то раньше. И это – неприятная правда. Но самое главное, что – все). И это – очень обычно. Да, смерть – самая обычная вещь на свете. Поэтому я об этом пишу. Точнее, не об этом. Если, и в самом деле, стараться быть точнее, то просто следует констатировать, что многие из действующих персонажей моего романа умирают. Ну и что? Обычное дело.

      Кроме того, люди вступают между собою в половые отношения – взрослые мужчины и женщины. Большинство делают это сотни и тысячи раз за свою жизнь. Кто-то – каждый день, кто-то – через день, некоторые – реже или – еще реже. Но и в этом нет ничего необычного. И когда я описываю сцены, по ходу которых нагие женщины отдаются нагим мужчинам, я не надеюсь кого-либо чем-нибудь поразить. Я пишу о непростом, но обычном Акте, что исполняется и повторяется изо дня в день, из года в год, из века в век. И только благодаря нашей склонности к этому Действию – человеческий род продолжается. Я много об этом написал?

      Есть еще одна мелочь, которую я хотел бы разъяснить. Дело в том, что я придерживаюсь неправильной, как видно, точки зрения на то, что процесс – а рассказываемая история – это процесс в том понимании, что сама жизнь есть некий непрерывный процесс… так вот, процесс (или, другими словами, история в своем развитии) занимателен сам по себе. Не по своему конечному результату, а именно – в развитии!.. А чем закончится? Да разве это важно. Разве важна самая последняя фраза: они жили долго… Разве? Но, наверное, я не прав. Что делать. Но именно поэтому – потому что я не прав, кое-кому покажется, что некоторые персонажи, промелькнувшие на страницах, будто бы и ни при чем, а сюжетные линии – недописаны, словно я о них позабыл раньше времени. Нет, не позабыл. Просто наша жизнь есть череда эпизодов, а время – дискретно до такой степени, что выпущенная стрела висит перед нами в воздухе…

      Часть 1. Отсчет времени

      Глава 1. Убийство

      Сентябрь, 2000.

      Шел дождь.

      Прозрачные нити воды вуалью падали на лицо, растворяя слезы. Она плакала и не замечала, что плачет. Ей казалось, это всего лишь дождь.

      Она стояла на по-сентябрьски побуревшем газоне под корявым раскидистым вязом уже три часа и, конечно, промокла до нитки. Скудная листва не защищала от холодных потоков, а зонта у неё не было, да и обе руки были заняты: правую руку она опустила в потертую кожаную сумку и держала там, левой – прижимала эту сумку к животу.

      Она ждала и чувствовала себя все хуже и хуже. Дважды её вырвало. Сил отойти в сторону, чтобы извергнуть желудочное содержимое куда-нибудь в укромное местечко, не было, и она сделала это прямо себе под ноги.

      Брызги отвратительной кашицы зеленоватого цвета с едким кислым запахом попали ей на чулки, остались у неё на подбородке – ей было все равно. Дождаться! Эта мысль набатом стучала по вискам. Временами она начинала покачиваться: вперед – назад, вперед… и что-то шептать потрескавшимися губами. Молитву?

      Прижавшись к тротуару и плавно притормозив, неподалеку остановился автомобиль.

      Из него выскочил шофер. Сначала он профессионально огляделся, только затем раскрыл широкий зонт и распахнул правую заднюю дверку, впустив вовнутрь черного болида прохладный воздух, насыщенный влагой.

      – Все в порядке, Сережа?

      В голосе, прозвучавшем из глубины салона, не было тревоги, но нечто необычное в интонации присутствовало – пожалуй, тоска.

      – Дождь. Бродяжка под деревом, – начал описывать Сергей то, что видел, – …укрылась там. А вообще – никого. Вас проводить, патрон?

      Пассажир уже выбрался наружу.

      – Нет. Спасибо. Дойду, – мужчине было лет сорок. Правильные черты широкого открытого лица, выпуклый лоб под неровной, с заметными залысинами линией волос, зачесанных назад широкой свободной волной, волевой и даже, пожалуй, тяжелый подбородок, умные глаза… Он был одет в длинное легкое пальто без пояса и выглядел утомленным. – Завтра, как всегда, к семи. Привет.

      Он закончил разговор полукивком, вялым движением левой кисти закрыл дверь машины и, перехватив у своего шофера ручку зонта, не оглядываясь, пошел по направлению к двухэтажному коттеджу, сложенному из красного кирпича, возвышающемуся над трехметровой оградой и выделяющемуся на этой улице красивой черепичной крышей, такой же красной.

      «Вольво 940» бесшумно развернулась и, мягко шурша шинами по мокрому асфальту, покатила прочь, с каждой секундой набирая скорость.