Амалия и мы. Ю_ШУТОВА
ортили впечатления. Казалась, всю жизнь провела она в светских салонах, и ничего тяжелее веера не держала в холеных, явно незнакомых с физической работой руках. А как она говорила?! Наши беседы быстро переходили в монолог, и слушать ее, скажу я вам, было настоящим удовольствием.
Именно этим удовольствием я и хочу с вами поделиться. То, что вы прочтете – ее рассказы, собранные мною за три месяца нашего общения. И пусть они будут поданы от ее лица. Да, чтоб не забыть, ее имя – Амалия. Амалия Игоревна Веттер.
Юра
Боже мой, девятнадцать лет. Как давно! Только выпрыгнула из-под родительского крыла – оглянулась и закружилась. Это было в Ленинграде. Вы знаете, тогда мы принципиально говорили: «Питер», немного фрондировали, как все по молодости. В этом городе я могла бы прожить всю жизнь, и он не сумел бы мне надоесть. Набережные, мосты, грифоны и решетки – строгая музыка линий. Но не пришлось.
А все из-за … Пусть он будет Юрием, в честь Гагарина. Он космонавт, слишком известный человек, чтобы называть его настоящее имя. Мне исполнилось пять лет, когда Гагарин полетел в космос, и я прекрасно помню, какая радость пела в наших душах. Поэтому пусть будет Юрием. Внешность тоже описывать не буду, вдруг догадаетесь. Скажу только про глаза. Серые, прозрачные, как вода в зимнем ручье, словно звенящие. Я тонула в них, взгляну, льдинкой бух на дно и растворюсь без остатка. Мы познакомились на Невском. Было такое кафе – «Лягушатник», обилие зеленого бархата, мягкая теплая трясина, стальные креманки с мороженым, крюшон в высоких стаканах. Мы с девчонками забегали туда, но не всегда получалось найти свободный столик. Вот и тогда пришли мы с подружкой, стоим, крутим головами, некуда сесть. И вдруг:
– Девушки, идите к нам!
За столиком в самом дальнем углу двое молодых мужчин. Сейчас я бы сказала, мальчиков, едва за тридцать – разве это возраст. Но тогда нам, девчонкам, они казались взрослыми. И лица как-то смутно знакомы, я не осознала, что совсем недавно видела их в газете. Честно говоря, газет не читала, так, скользнешь взглядом, пробегая мимо, отметишь что-то и тут же забудешь. Мы присели к ним за столик, разговорились. Они представились летчиками. Представляете, какая романтика – настоящие летчики! Гуляли вчетвером по городу допоздна.
А потом мы с Юрием остались вдвоем. Целовались на Стрелке Васильевского острова. И не успели вернуться на другой берег, развели мосты. Бродили по набережным, окутанные белой прозрачной ночью. Кажется, он читал мне стихи. Или я ему. А под утро пришли к гостинице, где их поселили. Его номер был на первом этаже. Он открыл окно изнутри, и я влезла в комнату.
Они были в командировке еще целую неделю. И каждую ночь я залезала в его окно. Нас сжигала настоящая страсть. Ничего, кроме нас самих, не имело значения – ни его работа, ни семья, оставленная в Звездном городке, ни мое будущее.
– Ты приедешь ко мне, Амалия, рыбка моя? – спрашивал он между поцелуями.
Целовал, будто склевывал крошки с моего тела, это было немного щекотно и очень приятно.
– Юрочка, милый, куда же я приеду? В Звездный? Туда же не пускают.
Чем ближе была наша разлука, тем она казалась невозможнее. Как невозможна смерть, когда тебе девятнадцать.
– Я придумаю что-нибудь. Сниму тебе квартиру или дом в каком-нибудь поселке поблизости. Не могу остаться без тебя, – зарывался лицом в мои волосы.
У меня были роскошные волосы, чуть вьющиеся, цвета ржавчины. Такой, знаете, густой рыжий цвет. В сумраке – темная бронза, и золотые сполохи при солнце.
Я была согласна на все – ехать, жить в избе, да хоть в стогу, лишь бы рядом с ним.
Оставался последний день и последняя ночь нашего счастья. Вечером у них, космонавтов и тех, кто с ними приехал, был запланирован раут в финском консульстве. Юра спросил:
– Пойдешь со мной?
Я думала, он шутит, тряхнула кудрями:
– Конечно.
А он:
– Тогда в магазин. Купим тебе платье, туфли, все как положено
– Зачем? У меня есть платья. Тебе нравились, ты сам говорил, как мне идет то, в белый горошек, и розовое тоже.
Смеется:
– Глупенькая. Нужно специальное платье, вечернее.
Она повел меня в Дом мод. Безумное количество каких-то невозможных нарядов, ярких, просто сверкающих. Девушки-продавщицы выносят одно за другим. И все для меня одной. Мне показалось, я попала в заграничное кино. Мы выбрали платье без рукавов, открывающее плечи, приглушенно-бирюзовое. А к нему красные туфли на шпильке и такую же красную маленькую сумочку-клатч. И в качестве вишенки на торт – крохотные сережки с рубинами и тоненькую цепочку с кулончиком-рыбкой. У нее был рубиновый глаз, выпуклый и удивленный. Да, конечно, золотые, как же иначе. Я никогда себя такой не видела – платье превратило меня в гордую неприступную красавицу. И знаете, что-то такое шевельнулось в крови испанское, захотелось вот так руками над головой провернуть, как крыльями, и по кругу, вертя широким подолом. Кастаньеты. Фламенко.
Это платье меня и сгубило.
Сначала были