Синдром Фигаро. Ирина Грин
снутой с двух сторон домами дореволюционной постройки. В свете фонарей они казались ненастоящими. Все эти эркеры, кованые решетки, стрельчатые арки, башенки, каменный узор, обвивающий оконные и дверные проемы, напоминали скорее театральную декорацию. Впервые оказавшись на этой улице, он влюбился в нее, как подросток в одноклассницу, и часто приходил сюда, чтобы насладиться ее красотой. Когда-нибудь он обязательно приобретет здесь квартиру.
С трудом сдерживаемая песня все-таки вырвалась и ночной птицей полетела по городу. Это была каватина Фигаро из оперы Россини «Севильский цирюльник»:
Ah, che bel vivere, che bel piacere, che bel piacere…[1]
Несмотря на столь позитивный текст, настроение мужчины было не очень радужным. Не так, совсем не так он представлял ночь после своего триумфа. Сейчас, когда отзвучали аплодисменты, выстрелила в потолок пробка из бутылки шампанского, пенящееся вино полилось в бокалы и предпремьерный мандраж незаметно отступил, у него вдруг возникло ощущение отсутствия этого самого триумфа. А собственно, был ли мальчик? Даже эти аплодисменты… Ведь большинство присутствующих в зале – друзья и родственники их маленького коллектива, домашние, так сказать, поклонники. Даже если спектакль не произвел на них впечатления, зачем кидать камень в своих близких?
Словно в ответ на эти упаднические мысли пронесшаяся мимо машина обдала его веером брызг. Мужчина отскочил в сторону, посмотрел на свои брюки с досадой и недоумением: июль, последний дождь был две, а то и три недели назад. Он даже вернулся на пару шагов, чтобы убедиться – на всем обозримом участке дороги это была единственная лужа. Скорее лужица. И надо же было ему оказаться возле нее именно в этот самый момент! Что это? Случайная неприятность или очередное звено цепи неудач, которая рано или поздно приведет его к закономерному концу? Незначительное по своей сути происшествие понизило градус триумфа еще на несколько пунктов.
Похоже, сегодня не его день. Эта дурацкая лужа, нелепая ссора с Ольгой… Есть у женщин такое идиотское свойство – устраивать разборки в самый неподходящий момент. А еще проситься замуж. Ну почему бы ей не радоваться вместе со всеми? Так нет же – выпила пару бокалов шампанского и понеслась… Рука невольно потянулась к щеке, где наверняка остались следы Ольгиных ногтей. Шампанского, заметьте, не абы какого, а «Пайпер-Хайдсик», купленного специально для этого случая в дьюти-фри аэропорта Вена Швехат и тщательно оберегаемого в первую очередь от себя самого. Напиток воистину знаковый – ведь именно его пьют на церемонии вручения кинопремии «Оскар». «Оскар» их группе, разумеется, не светит ни при каком раскладе, но есть же и другие, не менее престижные премии. От этой мысли градус настроения застыл, прекратив падение.
Проходя мимо витрины свадебного салона, мужчина сорвал с головы воображаемую шляпу и с преувеличенной галантностью раскланялся перед красотками-манекенами в платьях с кружевными лифами и пышными юбками:
Tutti mi chiedono, tutti mi vogliono,
tutti mi chiedono, tutti mi vogliono…[2]
Он пел, и голос, не встречая преград, летел, казалось, опьяненный собственным полетом. Пел, как дышал, без малейшего признака усилий, без тени искусственности, без налета театральщины, без надрыва, в сто, в тысячу раз лучше, чем сегодня на премьере в Доме культуры. Может, вот так и надо петь – на улицах, на площадях? Нести искусство в массы!
Из переулка, пошатываясь, вышли трое юнцов. Вид человека, распевающего песни манекенам, вызвал у них приступ безудержного веселья.
– А-фи-геть! – заявил один, толкая друга локтем. – Дядя, что за траву ты курил?
Другой достал смартфон и наставил его на певца.
От подростков за версту разило опасностью. Обычно мужчина предпочитал держаться подальше от таких юнцов, шатающихся ночью по городу, и при иных обстоятельствах непременно перешел бы на другую сторону улицы. Но сейчас он очень хотел быть услышанным, поэтому не стал спасаться бегством.
К тому же парни не выглядели полными отморозками: прилично одетые, чистые. В глазах одного из них, на вид самого младшего, промелькнуло что-то похожее на одобрение. Хотя, может быть, мужчине очень хотелось увидеть это и он выдавал желаемое за действительность – вряд ли парни являлись любителями классической музыки. Желая подтвердить или опровергнуть свои ощущения, он запел чуть громче:
Ahime, ahime che furia!
Ahime, che folla!
Uno alla voltà,
per carità! per carità! per carità!
Uno alla volta, uno alla volta,
uno alla volta, per carità![3]
Подросток постарше, тот самый, что спрашивал про траву, скривился и выхватил из кармана какой-то черный предмет. Еще один смартфон? Нет, слишком большой. Пистолет?
Налетевший порыв ветра шумнул листьями тополей, и мужчине показалось, что деревья хотят что-то сказать ему, предупредить, предостеречь. Но что? О чем? От чего? Понять он не успел – парень резко бросился вперед, налетел на него. Взмах руки – и резкая боль пронзила тело. Коротко вскрикнув, мужчина согнулся пополам и
Ах, какая прекрасная жизнь, какое прекрасное удовольствие, какое прекрасное удовольствие… (
Все просят меня, все нуждаются во мне, все просят меня, все нуждаются во мне… (