Беньямин и Брехт – история дружбы. Эрдмут Вицисла
видел сложные взаимоотношения, в которых «опасности» и «плодотворное воздействие» действовали амбивалентно. Беньямин редко выражался яснее, чем в этой саморефлексии, когда утверждал, что неотъемлемой частью его мышления как раз и была попытка сочетания противоположных позиций13. Упомянутая, но нескрываемая очевидная опасность заключалась, как можно предположить, в том, что вместо сочетания крайностей можно застрять в одной из них. Беньямин видел плодотворность таких отношений в возможности вместе с другими совершать поступки и переживать ситуации, альтернативные испытанным им ранее, тем самым обостряя мышление. Тот факт, что Беньямин объяснял эту существенную особенность своей натуры на примере отношений с Брехтом, говорит о полной невозможности задним числом преуменьшать значение Брехта для Беньямина.
В письмах к тем, кто, по его мнению, мог быть настроен к Брехту критически, Беньямин старался о нем не упоминать по незначительным поводам14. Это заметно по черновику письма Фридриху Поллоку, административному директору Института социальных исследований, написанному в июле 1938 года. Беньямин вычеркнул из описания своего распорядка дня, построенного им «так, чтобы создать оптимальные условия для работы», фрагмент о том, что он проводит весь день в доме Брехта, ест у него и играет с ним каждодневную партию в шахматы40. Это не стилистические исправления, а пример удаления из сообщения сведений, которые могли повлиять на финансовую поддержку от Института. Такая тактическая избирательность, названная Адорно приспособлением к адресату, формой дипломатии41, никак не противоречила искренности в случае прямого ответа; и то и другое – реакция Беньямина на настороженность и враждебность. Особенно весомы в обсуждении отношений Беньямина и Брехта были мнения Шолема и Адорно. Изначально отношение Шолема к их тесному общению было сдержанным. Его интерес к Брехту был весьма умеренным. Беньямин буквально навязывал Шолему некоторые работы Брехта, чтобы потом безнадёжно ожидать его суждений о них15. По прошествии времени Шолем признал важность этой дружбы для Беньямина, сказав, что Брехт
на протяжении многих лет завораживал Беньямина – ведь Брехт был единственным писателем, за которым Беньямин мог наблюдать вблизи, погружаясь в процесс творчества великого поэта. Во многом он разделял и увлечение Брехта коммунизмом с изначально сильным привкусом анархии42.
С Брехтом в его жизнь тогда «вошёл совершенно новый элемент – стихийная сила в подлинном смысле слова»43. Однако роль Брехта в попытке Беньямина включить «исторический материализм в свое мышление и творчество и даже загнать мышление и творчество в рамки этого метода» вызывала у Шолема довольно агрессивную реакцию:
Брехт как человек более жёсткий оказал значительное влияние на более чувствительную натуру Беньямина, в котором не было ничего от борца. Однако я бы не стал утверждать, что это принесло Беньямину хоть какую-то пользу,
Буркхардт Линднер в 1978 г. первым указал на программный характер этого отрывка из письма к Адорно: оно читается как «ранее отсутствовавшее заявление» (
Например, сообщая Шолему, Гретель Карплус и Адорно о планах выступать с лекциями о немецком авангарде в Париже, Беньямин не упомянул, что темой лекций является Брехт (
Беньямин постоянно жаловался, что Шолем не писал ему о текстах Брехта, а Шолем выражал «сдержанность в письмах по отношению ко многим произведениям, которые Вальтер мне нахваливал. Например, “Трёхгрошовый роман” я считал низкопробным продуктом» (