Оллвард. Разрушитель миров. Виктория Авеярд
выпрямил спину, поворачиваясь к крылатой статуе Балера. Этот бог покровительствовал воинам и, как считалось, мог внушать людям храбрость. «Даруй смелости этим бессмертным трусам», – мрачно подумал он.
– Веретена непросто привести в равновесие. Когда проход был уничтожен, мы потеряли возможность вернуться домой и теперь обречены провести свой долгий век в этом мире, – невозмутимо продолжала она. – Но по мере того, как Таристан будет охотиться за Веретенами и пытаться их вскрыть, границы начнут слабеть. Откроются проходы, как новые, так и старые. Пусть мне и хотелось бы, чтобы это было не так, но Оллвард погибнет, а его Веретена сгорят. Однако мы можем отправиться на поиски Перепутья – или даже самого Глориана – и вернуться на родину.
Дом потрясенно развернулся к ней лицом.
– И оставить Вард на верную гибель.
– Оллвард обречен.
Ее лицо посуровело, становясь непреклонным, словно гранит.
– Ты не видел Глориан. Я не рассчитываю на то, что ты поймешь, – глухо произнесла она, снова опускаясь на трон.
Дом посмотрел на Рию и увидел в ее глазах отражение своего негодования. Однако принцесса молчала, сложив руки на коленях. Она чуть заметно качнула головой сначала в одну сторону, а потом в другую. Было понятно, что она пытается сказать.
Остановись.
Он оставил ее совет без внимания. Его сдержанность дала трещину.
– Так, значит, гибель Соратников была напрасной.
Он провел ногтями по лицу, сдирая с кожи засохшую кровь. Зеленый мрамор усеяли алые звездочки.
– Выходит, что вы трусливы, миледи.
Торэкель вскочил на ноги, обнажив зубы в злобной гримасе, но правительница жестом приказала ему сесть. Она не нуждалась в защите, находясь в собственном дворце.
– Мне жаль, что ты так считаешь, – мягко произнесла она.
В сознании Дома гремели голоса и воспоминания, сражаясь за то, чтобы быть услышанными. Последний вдох Кортаэля. Его пустые глаза. Павшие видэры. Лицо Таристана, Красный маг, армия Асандера. Вкус собственной крови. А потом его мысли перенеслись к легендам о Глориане и об отважных, благородных мужчинах и женщинах, которые отправились в Вард. Об их величии и победах. Об их силе, превосходящей любую другую в этом мире. Все это ложь. Все это ничего не значит. Все потеряно.
Он развернулся спиной к правительнице – и к своей вере в мир и самого себя. Ему казалось, что мраморный пол пришел в движение, словно превратившись в зеленое море. Все его мысли были о близнеце Кортаэля и о том, как стереть проклятую ухмылку с его губ. Нужно было положить этому конец в бою у храма. Убить его или умереть самому. По крайней мере, тогда я не услышал бы этих кошмарных слов и избежал бы разочарования.
– Что ты собираешься делать, Домакриан, сын моей возлюбленной сестры? – проговорила Изибель ему вслед. Голос правительницы звучал глухо, словно на него давили десять сотен лет ее правления. А еще в нем слышалось отчаяние. – Разве в твоих жилах течет кровь Древнего Кора? Или, может быть, у тебя есть Веретенный клинок?
Единственным