Река времён. Элий Вайнерман
опадает.
Становится флагом без древка, средь пепла в снегах
леденеет.
И тёмные кроны, глухие, от солнца меня заслоняют.
Огромных деревьев, погибших деревьев из детства.
«Как мы уютно сели у фотообъектива!..»
Как мы уютно сели у фотообъектива!
(О, музыка органа! Капеллы томной пенье.)
Сейчас фотограф щёлкнет и нас запечатлеет
(А за стеною вьюга метёт) для поколений.
Для плюшевых альбомов, настенных фотографий,
В стеклянных рамках тусклых,
В фольге, луной светящей,
Как мы сидели, тесно друг к другу прижимаясь
Коленями, локтями, сердца друг друга слыша.
Ты – в вечности мгновенье! И мы неразлучимы.
Крушительницы войны… великие изгнанья…
Мы – горсть песка, песчинки мерцают на ладони.
Горсть нашу разметало.
О, в дряблой паутине унылые альбомы!
На выцветших обоях окошки фотографий.
Как мы уютно сели…
А лес растёт на склонах, в песке холмов могильных,
И некто пролистает старинные альбомы.
Ему мы незнакомы…
«Студёная, жмётся к мосту вода…»
Студёная, жмётся к мосту вода.
В ней вместе утонем мы.
Взобраться на перила. Упасть,
Глаза раскрыв, с вышины.
И снова кружение, первый вальс,
Даль, радуги детский блеск…
Жизнь – льдистый ужас.
Укрой же нас
Волны вековечный всплеск!
Под сваями мгла. В ноябре нет звёзд.
Баюкает мёртвых ил.
Прощаясь, ветер в реку швырнёт
Песок с прибрежных могил.
Нам хрупкой весною средь тростника
Кувшинками прорасти.
Луч. —
Видеть только небо одно!
Мосты на Млечном Пути.
Танцовщица
Казалось, чего уж проще,
Забыв на миг о себе,
Взмахнуть озорливо ножкой
В хмельном ночном кабаре.
Собор для бродяг подлунный.
Священники – фонари.
Жестокое утром солнце.
Музыка до зари!
Как маски пьяные рожи,
Но им твой ангельский взгляд.
Пропойцы здесь молчаливы.
Ты слышишь: они вопят.
Мольба безответна Богу,
Впустую погиб Христос.
Вонзились в туфельки яро
Шипы гефсиманских роз.
И я – звездочёт без веры,
В стекло бутылки глядя,
Открыл: есть изгоям небо! —
Над сценой, где кровь твоя.
Бездомным восход недолог.
Угасшие фонари.
Несносен мир на рассвете:
Двери затворены.
«Когда на душе печально…»
Когда на душе печально,
Снег мокрый падает грустно,
Открой альбом иллюстраций
Классического искусства.
Уходит Агарь в пустыню…
Но, что бы то ни случилось,
Творец людей не оставит,
Всегда есть Божия милость.
Сын блудный, хоть и в лохмотьях,
Стучится к отцу родному.
Мне – каплю небесной ласки!
Мираж на снегу: дверь дома.
«Пан Эусебиуш, слушающий канареек…»
Пан Эусебиуш, слушающий канареек
В комнате с предвоенными журналами, книгами.
Книги и журналы окаменели…
Пан Эусебиуш, когда канарейки поют особенно громко,
Оживает – ожидает Яся.
Задохнувшись, сползает к входу.
Фотография, пальцами пана Эусебиуша истёртая:
«Янек. 1931–1939 годы».
Русский реквием
Вымершая деревня с поредевшими тополями.
Те, кто вырастил их, на погосте…
Чужая родина внукам.
У избы бывшей школы,
В листве одичавшей полыни,
Пирамидка
Из